Он умирал один на скудном, жестком ложе
У взморья Дарданелл,
Куда, по прихоти богатого вельможи,
Принесть себя велел.
Когда рабы ушли, плечами пожимая,
В смущении немом,
Какой-то радостью забилась грудь больная,
И он взглянул кругом.
Кругом виднелися знакомые мечети,
Знакомые дворцы,
Где будут умирать изнеженные дети,
Где умерли отцы.
Но берег исчезал в его поникшем взоре…
И, тяжко горячи,
Как золотая сеть, охватывали море
Последние лучи.
Стемнело. В синие окутавшись одежды,
Затеплилась звезда,
Но тут уставшие и старческие вежды
Закрылись навсегда.
И жадно начал он внимать, дивяся чуду,
Не грянет ли волна?
Но н_а_ море была, и в воздухе, и всюду
Немая тишина.
Он умирал один… Вдруг длинными листами
Дрогнули дерева,
И кто-то подошел чуть слышными шагами, —
Послышались слова…
Уж не любовники ль сошлися здесь так поздно?
Их разговор был тих…
И всё бы отдал он, Ахунд, властитель грозный,
Чтоб только видеть их.«Смотри-ка, — говорил один из них, зевая, —
Как вечер-то хорош!
Я ждал тебя давно, краса родного края,
Я знал, что ты придешь!»
— «А я? Я всё ждала, чтоб все уснули дома,
Чтоб выбежать потом,
Дорога предо мной, темна и незнакома,
Вилася за плетнем.
Скажи же мне теперь, зачем ты, мой желанный,
Прийти сюда велел?
Послушай, что с тобой? Ты смотришь как-то странно,
Ты слишком близко сел!
А я люблю тебя на свете всех сильнее,
За что — и не пойму…
Есть юноши у нас, они тебя свежее
И выше по уму.
Вот даже есть один — как смоль густые брови,
Румянец молодой…
Он всё бы отдал мне, всё, всё, до капли крови,
Чтоб звать своей женой.
Его бесстрашен дух и тихи разговоры,
В щеках играет кровь…
Но мне не по сердцу его живые взоры
И скучная любовь!
Ну, слушай, как-то раз по этой вот дороге
Я шла с восходом дня…
Но что же, что с тобой? Ты, кажется, в тревоге,
Не слушаешь меня…
О Боже мой! Глаза твои как угли стали,
Горит твоя рука…»И вдруг в последний раз все струны задрожали
В душе у старика,
Ему почудились горячие объятья…
Всё смолкло вкруг него…
Потом он слышал вздох, и тихий шелест платья,
И больше ничего.