Довольно
    сонной,
       расслабленной праздности!
Довольно
     козырянья
          в тысячи рук!
Республика искусства
          в смертельной опасности —
в опасности краска,
         слово,
            звук.
Громы
   зажаты
       у слова в кулаке, —
а слово
    зовется
        только с тем,
чтоб кланялось
       событью
           слово-лакей,
чтоб слово плелось
         у статей в хвосте.
Брось дрожать
       за шкуры скряжьи!
Вперед забегайте,
         не боясь суда!
Зовите рукой
      с грядущих кряжей:
«Пролетарий,
       сюда!»
Полезли
    одиночки
         из миллионной давки —
такого, мол,
      другого
          не увидишь в жисть.
Каждый
    рад
      подставить бородавки
под увековечливую
          ахровскую кисть.
Вновь
   своя рубаха
         ближе к телу?
А в нашей работе
        то и ново,
что в громаде,
       класс которую сделал,
не важно
     сделанное
          Петровым и Ивановым.
Разнообразны
       души наши.
Для боя — гром,
        для кровати —
               шепот.
А у нас
    для любви и для боя —
               марши.
Извольте
     под марш
          к любимой шлепать!
Почему
    теперь
        про чужое поем,
изъясняемся
      ариями
          Альфреда и Травиаты?
И любви
    придумаем
          слово свое,
из сердца сделанное,
          а не из ваты.
В годы голода,
       стужи-злюки
разве
   филармонии играли окрест?
Нет,
  свои,
     баррикадные звуки
нашел
   гудков
      медногорлый оркестр.
Старью
    революцией
          поставлена точка.
Живите под охраной
          музейных оград.
Но мы
   не предадим
         кустарям-одиночкам
ни лозунг,
     ни сирену,
          ни киноаппарат.
Наша
   в коммуну
        не иссякнет вера.
Во имя коммуны
        жмись и мнись.
Каждое
    сегодняшнее дело
             меряй,
как шаг
   в электрический,
           в машинный коммунизм.
Довольно домашней,
          кустарной праздности!
Довольно
     изделий ловких рук!
Федерация муз
       в смертельной опасности —
в опасности слово,
         краска
             и звук.