Проезжие — прохожих реже.
Еще храпит Москва деляг.
Тверскую жрет,
        Тверскую режет
сорокасильный «Каделяк».
Обмахнуло
     радиатор
          горизонта веером.
— Eins!
   zwei!
     drei! —
        Мотора гром.
В небо дверью —
аэродром.
Брик.
   Механик.
        Ньюбо́льд.
             Пилот.
Вещи.
   Всем по пять кило.
Влезли пятеро.
Земля попятилась.
Разбежались дорожки —
            ящеры.
Ходынка
     накрылась скатертцей.
Красноармейцы,
        Ходынкой стоящие,
стоя ж —
    назад катятся.
Небо —
   не ты ль?..
        Звезды —
           не вы ль это?!
Мимо звезды́
      (нельзя без виз)!
Навылет небу,
       всему навылет,
пали́ —
   земной
       отлетающий низ!
Развернулось солнечное
это.
И пошли
    часы
       необычайниться.
Города́,
   светящиеся
        в облачных просветах.
Птица
   догоняет,
       не догнала —
             тянется…
Ямы воздуха.
      С размаха ухаем.
Рядом молния.
       Сощурился Ньюбо́льд
Гром мотора.
      В ухе
        и над ухом.
Но не раздраженье.
         Не боль.
Сердце,
    чаще!
Мотору вторь.
Слились сладчайше
я
 и мотор:
«Крылья Икар
в скалы низверг,
чтоб воздух-река
тек в Кенигсберг.
От чертежных дел
седел Леонардо,
чтоб я
   летел,
куда мне надо.
Калечился Уточкин,
чтоб близко-близко,
от солнца на чуточку,
парить над Двинском.
Рекорд в рекорд
вбивал Горро́,
чтобы я
    вот —
этой тучей-горой.
Коптел
   над «Гномом»
Юнкерс и Дукс,
чтоб спорил
      с громом
моторов стук».
Что же —
    для того
       конец крылам Ика́риным,
человечество
      затем
        трудом заводов никло, —
чтобы этакий
      Владимир Маяковский,
                барином,
Кенигсбергами
      распархивался
            на каникулы?!
Чтобы этакой
      бесхвостой
           и бескрылой курице
меж подушками
        усесться куце?!
Чтоб кидать,
      и не выглядывая из гондолы,
кожуру
   колбасную —
         на города и долы?!.
Нет!
  Вылазьте из гондолы, плечи!
100 зрачков
     глазейте в каждый глаз!
Завтрашнее,
     послезавтрашнее человечество,
мой
  неодолимый
        стальнорукий класс, —
я
 благодарю тебя
         за то,
           что ты
              в полетах
и меня,
   слабейшего,
        вковал своим звеном.
Возлагаю
    на тебя —
        земля труда и пота —
горизонта
     огненный венок.
Мы взлетели,
      но еще — не слишком.
Если надо
    к Марсам
        дуги выгнуть —
сделай милость,
        дай
          отдать
            мою жизнишку.
Хочешь,
    вниз
      с трех тысяч метров
               прыгну?!