Как? и ночью нет покою!
Нет, уж это вон из рук!
Кто-то дерзкою рукою
Всё мне в двери стук да стук, ‘Кто там? ’ — брызнув ярым взглядом,
Крикнул я, — и у дверей,
Вялый, заспанный, с докладом
Появился мой лакей. ‘Кто там? ’ — ‘Женщина-с’. — ‘Какая? ’
— ‘Так — бабенка — ничего’.
— ‘Что ей нужно? Молодая? ’
— ‘Нет, уж так себе — того’. ‘Ну, впусти! ’ — Вошла, и села,
И беседу повела,
И неробко так глядела,
Словно званая была; Словно старая знакомка,
Не сочтясь со мной в чинах,
Начала пускаться громко
В рассужденья о делах. Речь вела она разумно
Про движенье и застой,
Только слишком вольнодумно…
‘Э, голубушка, постой! Понимаю’. После стала
Порицать весь белый свет;
На судьбу свою роптала,
Что нигде ей ходу нет; Говорила, что приюта
Нет ей в мире, нет житья,
Что везде гонима люто…
‘А! — так вот что! ’ — думал я. Вот сейчас же, верно, взбросит
Взор молящий к небесам
Да на бедность и попросит:
Откажу. Я беден сам. Только — нет! Потом так твердо
На меня направя взор,
Посетительница гордо
Продолжала разговор. Кто б такая?.. Не из граций,
И — конечно — не из муз!
Никаких рекомендаций!
Очень странно, признаюсь. Хоть одета не по моде,
Но — пристойно, скважин нет,
Всё заветное в природе
Платьем взято под секрет. Кто б такая? — Напоследок
(Кто ей дал на то права?)
Начала мне так и эдак
Сыпать резкие слова, Хлещет бранью преобидной,
Словно градом с высоты:
Ты — такой, сякой, бесстыдный! —
И давай со мной на ты. ‘Ну, беда мне: нажил гостью! ’
Я уж смолк, глаза склоня, —
Ни гугу! — А та со злостью
Так и лезет на меня. ‘Нет сомнения нисколько, —
Я размыслил, — как тут быть?
Сумасшедшая — и только!
Как мне бабу с рук-то сбыть? Как спровадить? — Тут извольте
Дипломатику подвесть! ’
Вот и начал я: ‘Позвольте…
То есть… с кем имею честь?.. Кто вы? Есть у вас родные? ’
А она: ‘Мне бог — родня.
_Правда — имя мне; иные
Кличут истиной меня’. ‘Вы себя принарядили, —
Не узнал вас оттого;
Прежде, кажется, ходили
Просто так — безо всего’. ‘Да, бывало мне привычно
Появляться в наготе,
Да сказали — неприлично!
Времена пошли не те. Приоделась. Спорить с веком
Не хочу, а всё же — нет —
Не сошлась я с человеком,
Всё меня не любит свет. Прежде многих гнула круто
При Великом я Петре,
И порою в виде шута
Появлялась при дворе. Царь мою прощал мне дикость
И доволен был вполне.
Чем сильнее в ком великость,
Тем сильней любовь ко мне. Говорю, бывало, грубо
И со злостью натощак, —
Многим было и не любо,
А терпели кое-как. Ведь и нынче без уклонок
Правдолюбья полон царь,
Да уж свет стал больно тонок
И хитер — не то что встарь. Уж к иным теперь и с лаской
Подойдешь — кричат: ‘Назад! ’
Что тут делать? — Раз под маской
Забралась я в маскарад, — И, под важностью пустою
Видя темные дела,
К господину со звездою
Там я с книксом подошла. Он зевал, а тут от скуки
Обратился вмиг ко мне,
И дрожит, и жмет мне руки;
‘Ah! Beau masque! Je te connais’ {*}.
{* ‘Ax! Прекрасная маска! Я тебя знаю’ (франц.). — Ред.} ‘Ты узнал меня, — я рада.
С откровенностью прямой
В пестрой свалке маскарада
Потолкуем, милый мой! Правда — я. Со мной ты знался,
Обо мне ты хлопотал,
Как туда-сюда метался
Да бессилен был и мал. А теперь, как вздул ты перья,
Что раскормленный петух,
Стал ты чужд ко мне доверья
И к моим намекам глух. Обо мне где слово к речи,
Там ты мастер — ух какой —
Пожимать картинно плечи
Да помахивать рукой. Здравствуй! Вот мы где столкнулись!
Тут я шепотом, тайком
Начала лишь… Отвернулись —
И пошли бочком, бочком. Я к другому. То был тучный,
Ловкий, бойкий на язык
И весьма благополучный
Полновесный откупщик, С виду добрый, круглолицый…
Хвать я под руку его
Да насчет винца с водицей…
Он смеется… ‘Ничего, — Говорит, — такого рода
Это дельце… не могу…
Я-де нравственность народа
Этой штучкой берегу. Я люблю мою отчизну, —
Говорит, — люблю я Русь;
Видя сплошь дороговизну,
Всё о бедных я пекусь. Там сиротку, там вдовицу
Утешаю. Вот — вдвоем
Хочешь ехать за границу?
Едем! — Славно поживем’. ‘Бог с тобою! — говорю я. —
У меня в уме не то.
За границу не хочу я,
И тебе туда на что? Ведь и здесь тебе знакома
Роскошь всех земных столиц.
За границу! — Ведь и дома
Ты выходишь из границ. У тебя за чудом чудо,
Дом твой золотом горит’.
— ‘Ну так что ж? А ты откуда
Здесь явилась? ’ — говорит, ‘Да сейчас из кабака я,
Где ты много плутней ввел’.
— ‘Тьфу! Несносная какая!
Убирайся ж! ’ -И пошел. К звездоносцу-то лихому
Подошел и стал с ним в ряд.
Я потом к тому, к другому —
Нет, — и слушать не хотят: Мы-де знаем эти сказки!
Подошла бы к одному,
Да кругом толпятся маски,
Нет и доступа к нему; Те лишь прочь, уж те подскочут,
Те и те его хотят,
Рвут его, визжат, хохочут.
‘Милый! Милый! ’ — говорят, Это — нежный, легкокрылый
Друг веселья, скуки бич,
Был сын Курочкина милый,
Вечно милый Петр Ильич, Между тем гроза висела
В черной туче надо мной, —
Те, кому я надоела,
Объяснились меж собой: Так и так. Пошла огласка!
‘Здесь, с другими зауряд,
Неприличная есть маска —
Надо вывесть, — говорят. — Как змея с опасным жалом,
Здесь та маска с языком.
Надо вывесть со скандалом,
Сиречь — с полным торжеством, Ишь, себя средь маскарада
Правдой дерзкая зовет!
Разыскать, разведать надо,
Где и как она живет’. Но по счастью, кров и пища
Мне менялись в день из дня,
Постоянного ж жилища
Не имелось у меня — Не нашли. И рады были,
Что исчез мой в мире след,
И в газетах объявили:
‘Успокойтесь! Правды нет; Где-то без вести пропала,
Страхом быв поражена,
Так как прежде проживала
Всё без паспорта она И при наглом самозванстве
Замечалась кое в чем,
Как-то: в пьянстве, и буянстве,
И шатании ночном. Ныне — всё благополучно’,
Я ж тихонько здесь и там
Укрывалась где сподручно —
По каморкам, по углам. Вижу — бал. Под ночи дымкой
Люди пляшут до зари.
Что ж мне так быть — нелюдимкой?
Повернулась — раз-два-три — И на бал влетела мухой —
И, чтоб скуки избежать,
Над танцующей старухой
Завертясь, давай жужжать: ‘Стыдно! Стыдно! Из танцорок
Вышла, вышла, — ей жужжу. —
С лишком сорок! С лишком сорок!
Стыдно! Стыдно! Всем скажу’. Мучу бедную старуху:
Чуть немного отлечу,
Да опять, опять ей к уху,
И опять застрекочу. Та смутилась, побледнела.
Кавалер ей: ‘Ах! Ваш вид…
Что вдруг с вами? ’ — ‘Зашумело
Что-то в ухе, — говорит, — Что-то скверное такое…
Ах, несносно! Дурно мне! ’
Я ж, прервав жужжанье злое,
Поскорее — к стороне. Подлетела к молодежи:
Дай послушаю, что тут!
И прислушалась: о боже!
О творец мой! Страшно лгут! Лгут мужчины без границы, —
Ну, уж те на то пошли!
Как же дамы, как девицы —
Эти ангелы земли?.. Одного со мною пола!
В подражанье, верно, мне
Кое-что у них и голо, —
И как бойко лгут оне! Лгут — и нет средь бальной речи
Откровенности следа:
Только груди, только плечи
Откровенны хоть куда! Всюду сплетни, ковы, путы,
Лепет женской клеветы;
Платья ж пышно, пышно вздуты
Полнотою пустоты. Ложь — в глазах, в рукопожатьях, —
Ложь — и шепотом, и вслух!
Там — ломбардный запах в платьях,
В бриллиантах тот же дух. В том углу долгами пахнет,
В этом — взятками несет,
Там карман, тут совесть чахнет;
Всех змей роскоши сосет. Вот сошлись в сторонке двое.
Разговор их: ‘Что вы? как? ’
— ‘Ничего’. — ‘Нет — что такое?
Вы невеселы’. — ‘Да так — Скучно! Денег нет, признаться’.
— ‘На себя должны пенять, —
Вам бы чем-нибудь заняться! ’
— ‘Нет, мне лучше бы занять’. Там — девицы. Шепот: ‘Нина!
Как ты ласкова к тому!..
Разве любишь? — Старичина!
Можно ль чувствовать к нему?..’ ‘Quelle idee, ma chere! {*} Он сходен
С чертом! Гадок! Вижу я —
Для любви уж он не годен,
А годился бы в мужья! ’
{* ‘Какая мысль, моя дорогая! ’ (Франц.). — Ред.} Тошно стало мне на бале, —
Всё обман, как погляжу, —
И давай летать по зале
Я с жужжаньем — жу-жу-жу, — Зашумела что есть духу…
Тут поднялся ропот злой —
Закричали: ‘Выгнать муху! ’
И вошел лакей с метлой. Я ж, все тайны обнаружив, —
Между лент и марабу,
Между блонд, цветов и кружев
Поскорей — в камин, в трубу — И на воздух! — И помчалась,
Проклиная эту ложь,
И потом где ни металась-
В разных видах всюду то ж. Там в театр я залетела
И на сцену забралась,
Да Шекспиром так взгремела,
Что вся зала потряслась. Что же пользы? — Огневая
Без следов прошла гроза, —
Тот при выходе, зевая,
Протирал себе глаза, Тот чихнул: стихом гигантским
Как Шекспир в него метал,
Он ему лишь, как шампанским,
Только нос пощекотал. И любви моей и дружбы,
Словно тяжкого креста,
Все бегут. Искала службы, —
Не даются мне места. Обращалась и к вельможам,
Говорят: ‘На этот раз
Вас принять к себе не можем;
Мы совсем не знаем вас. Эдак бродят и беглянки!
Вы во что б пошли скорей? ’
Говорю: ‘Хоть в гувернантки —
К воспитанию детей’. ‘А! Вы разве иностранка? ’
— ‘Нет, мой край — и здесь, и там’.
— ‘Что же вы за гувернантка?
Как детей доверить вам? Вы б учили жить их в свете
По каким же образцам? ’
— ‘Я б старалась-де, чтоб дети
Не подобились отцам’. ‘А! Так вот вы как хотите!
Люди! Эй! ’ — Пошел трезвон.
Раскричались: ‘Прогоните
Эту бешеную вон! ’ Убралась. Потом попала
Я за дерзость в съезжий дом
И везде перебывала —
И в суде, и под судом. Там — продажность, там — интриги, —
Всех язвят слова мои;
Я совалась уж и в книги,
И в журнальные статьи. Прежде ‘Стой, — кричали, — дура! ’
А теперь коё-куда
Благородная цензура
Пропускает иногда. Место есть мне и в законе,
И в евангельских чертах,
Место — с кесарем на троне,
Место — в мыслях и словах. Эта сфера мне готова,
Дальше ж, как ни стерегу —
Ни из мысли, ни из слова
В жизнь ворваться не могу; Не могу вломиться в дело:
Не пускают. Тьма преград!
Всех нечестье одолело,
В деле правды не хотят. Против этой лжи проклятой,
Чтоб пройти между теснин, —
Нужен мощный мне ходатай,
Нужен крепкий гражданин’. ‘От меня чего ж ты хочешь? —
Наконец я вопросил. —
Ждешь чего? О чем хлопочешь?
У меня не много сил. Если бедный стихотворец
И пойдет, в твой рог трубя,
Воевать — он ратоборец
Ненадежный за тебя. Он дороги не прорубит
Сквозь дремучий лес тебе,
А себя лишь только сгубит,
Наживет врагов себе. Закричат: ‘Да он — несносный!
Он мутит наш мирный век,
На беду — звонкоголосный,
Беспокойный человек! ’ Ты всё рвешься в безграничность,
Если ж нет тебе границ —
Ты как раз заденешь личность,
А коснись-ка только лиц! И меня с тобой прогонят,
И меня с тобой убьют,
И с тобою похоронят,
Память вечную споют. Мир на нас восстанет целый:
Он ведь лжи могучий сын.
На Руси твой голос смелый
Царь лишь выдержит один — Оттого что, в высшей доле,
Рыцарь божьей правоты —
Он на царственном престоле
И высок и прям, как ты. Не зови ж меня к тревогам!
Поздно! Дай мне отдохнуть!
Спать хочу я. С богом! С богом!
Отправляйся! Добрый путь! Если ж хочешь — в извещенье,
Как с тобой я речь держу,
О твоем я посещенье
Добрым людям расскажу’.