В великом Новграде Вадим
‎Пленял всех красотою,
И дерзким мужеством своим,
‎И сердца простотою.
Его утеха — по лесам
‎Скитаться за зверями;
Ужасный вепрям и волкам
‎Разящими стрелами,
В осенний хлад и летний зной
‎Он с верным псом на ловле;
Ему постелей — мох лесной,
‎А свод небесный — кровлей.

Уже двадцатая весна
‎Вадимова настала;
И, чувства тайного полна,
‎Душа в нем унывала.
«Чего искать? В каких странах?
‎К чему стремить желанье?»
Но все — и тишина в лесах,
‎И быстрых вод журчанье,
И дня меняющийся вид
‎На облаке небесном,
Все, все Вадиму говорит
‎О чем-то неизвестном.

Однажды, ловлей утомлен,
‎Близ Волхова на бреге
Он погрузился в легкий сон…
‎Струи в свободном беге
Шумели, по корням древес,
‎С плесканьем разливаясь;
Душой весны был полон лес;
‎Листочки, развиваясь,
Дышали жизнью молодой;
‎Все благовонно было…
И солнце с тверди голубой
‎К холмам уж нисходило.

И к утру видит сон Вадим:
‎Одеян ризой белой,
Предстал чудесный муж пред ним —
‎Во взоре луч веселой,
Лик важный светел, стан высок,
‎На сединах блистанье,
В руке серебряный звонок,
‎На персях крест в сиянье;
Он шел, как будто бы летел,
‎И, осенив перстами,
Благовестящими воззрел
‎На юношу очами.

«Вадим, желанное вдали;
‎Верь небу; жди смиренно;
Все изменяет на земли,
‎А небо неизменно;
Стремись, я провожатый твой!»
‎Сказал — и в то ж мгновенье
В дали явилось голубой
‎Прелестное виденье:
Младая дева, лик закрыт
‎Завесою туманной,
И на главе ее лежит
‎Венок благоуханной.

Вздыхая жалобно, рукой
‎Манило привиденье
Идти Вадима за собой…
‎И юноша в смятенье
К ней, сердцем вспыхнув, полетел…
‎Но вдруг… призра́к сокрылся,
Вдали звонок один гремел,
‎И бледный луч светился;
И вместе с девою пропал
‎Старик в одежде белой…
Вадим проснулся: день сиял,
‎А в вышине… звенело.

Он смотрит в даль на светлый юг:
‎Там ясно все и чисто;
Оттоль через обширный луг
‎Струею серебристой
Катился Волхов; небеса
‎Сливались там с землею;
Туда, за холмы, за леса,
‎Мчал облака толпою
Летучий, вешний ветерок…
‎Смятенный, в ожиданье,
Он смотрит, слушает… звонок
‎Умолк — и всё в молчанье.

Три сряду утра тот же сон;
‎Душа его в волненье.
«О что же ты, — взывает он, —
‎Прекрасное явленье?
Куда зовешь, волшебный глас?
‎Кто ты, пришлец священный?
Ах! где она? Увижу ль вас?
‎И сердцу откровенный
Предел откроется ль очам?..»
‎Но тщетно он очами
Летит к далеким небесам…
‎Туман под небесами.

И целый мир его мечтой
‎Пред ним одушевился.
Восток ли свежею красой
‎Денницы золотился —
Ему являлся там покров
‎На образе прелестном.
Дышал ли запахом цветов —
‎В нем скорбь о неизвестном,
Стремленье в даль, любви тоска,
‎Томление разлуки;
И в каждом шуме ветерка
‎Звонка призывны звуки.

И он, не властный победить
‎Могущего стремленья,
К отцу и к матери просить
‎Идет благословенья.
«Куда (печальная в слезах
‎Сказала матерь сыну)?
В чужих испытывать странах
‎Неверную судьбину?
Постой; на родине твоей
‎Дом отчий безопасный;
Здесь сладостна любовь друзей;
‎Здесь девицы прекрасны».

«Увы! желанного здесь нет;
‎Спокой себя, родная;
Меня от вас в далекий свет
‎Ведет рука святая.
И не задремлет ни на час
‎Хранитель постоянный.
Но где он? Чей я слышал глас?
‎Кто вождь сей безымянный?
Куда ведет? Какой стезей?
‎Не знаю — и напрасен
В незнанье страх… жив спутник мой;
‎Путь веры безопасен».

Надев на сына крест златой,
‎Ответствует родная:
«Прости, да будет над тобой
‎Его любовь святая!»
Снимает со стены отец
‎Свои доспехи ратны:
«Прости, вот меч мой кладенец,
‎Мой щит и шлем булатный».
Сын в землю матери, отцу;
‎Целует образ; плачет;
Конь борзый подведен к крыльцу;
‎Он сел — он крикнул — скачет…

И пыльный по дороге след
‎Подня́л конь быстроногой;
Но вот уже и следу нет;
‎И пыль слилась с дорогой…
Вздохнул отец; со вздохом мать
‎Пошла в свою светлицу;
Ей долго ночь в слезах встречать,
‎В слезах встречать денницу;
Перед Владычицей зажгла
‎С молитвою лампаду:
Чтобы ему покров была,
‎Чтоб ей дала отраду.

Вот на распутии Вадим.
‎Весь мир неизмеримый
Ему открыт; за ним, пред ним
‎Поля необозримы;
В чужбине он; в желанный край
‎Неведома дорога.
«Что ж медлишь? Верь — не выбирай;
‎Вперед, во имя Бога;
Куда и как привесть меня,
‎То вождь мой знает боле».
Так он подумал — и коня
‎Пустил бежать по воле.

И добрый конь как будто сам
‎Свою дорогу знает;
Он все на юг; он по полям
‎Путь новый пробивает;
Поток ли встретит — и в поток,
‎Лишь только пена прыщет.
Ко рву ль примчится — разом скок,
‎Лишь только воздух свищет.
Заглох ли лес — с ним широка
‎Дорога в чаще леса;
Утес ли крут — он седока
‎Стрелой на круть утеса.

Бегут за днями дни; Вадим
‎Все дале; конь послушный
Не устает; и всюду им
‎В пути прием радушный:
Ко граду ль случай заведет,
‎К селу ль, к лачужке ль дымной —
Везде пришельцу у ворот
‎Привет гостеприимной;
Везде заботливо дают
‎Хлеб-соль на подкрепленье,
На темну ночь святой приют,
‎На путь благословенье.

Когда ж застигнет мрак ночной
‎В лесу, иль в поле чистом, —
Наш витязь, щит под головой,
‎Спит на ковре росистом
Благоуханной муравы;
‎Над ним катясь, сияют
Ночные звезды; вкруг главы
‎Младые сны летают;
И конь, не дремля, сторожит;
‎И к стороне той, мнится,
И зверь опасный не бежит
‎И змей приползть боится.

И дни бегут — весна прошла,
‎И соловьи отпели,
И липа в рощах зацвела,
‎И нивы пожелтели.
Вадим все дале; уж пред ним
‎Широкий Днепр сияет;
Он едет берегом крутым,
‎И взор его летает
С высот по злачным берегам:
‎Здесь видит луг цветущий,
Там златоверхий город, там
‎Близ вод рыбачьи кущи.

Однажды — вечер знойный рдел
‎На небе; лес дремучий
Сквозь пламень зарева синел,
‎И громовые тучи,
Вслед за багровою луной,
‎С востока поднимались,
И яркой молнии змеей
‎В их недре извивались —
Вадим въезжает в темный лес;
‎Там все в тени молчало;
Лишь трепетание древес
‎Грозу предвозвещало.

И дичь являлася кругом;
‎Чуть небеса сквозь сени
Светили гаснущим лучом;
‎И дерева, как тени,
Мелькали в бездне темноты
‎С разверстыми ветвями.
Вадим вперед — хрустят кусты
‎Под конскими ногами;
Везде плетень из сучьев им
‎Дорогу задвигает…
Но их мечом крушит Вадим,
‎Конь грудью разрывает.

И едет он уж целый час;
‎Вдруг — жалобные крики;
То нежный и молящий глас,
‎То яростный и дикий.
Зажглась в нем кровь; на вопли он
‎Сквозь чащу ве́твей рвется;
Конь пышет, лес трещит, и стон
‎Все ближе раздается;
И вдруг под ним в дичи глухой,
‎Как будто из тумана,
Чуть освещенная луной,
‎Открылася поляна.

И что ж у витязя в глазах?
‎Шумя между кустами,
С медвежьей кожей на плечах,
‎С дубиной за плечами,
Огромный великан бежит
‎И на руках могучих
Красавицу младую мчит;
‎Она в слезах горючих,
То силится бороться с ним,
‎То скорбно во́пит к Богу…
«Стой!» — крикнул хищнику Вадим
‎И заслонил дорогу.

Ни слова тот на грозну речь;
‎Как бешеный отпрянул,
Сорвал дубину с крепких плеч,
‎Взмахнул, в Вадима грянул,
И очи вспыхнули, как жар…
‎Конь легкий отшатнулся,
В корнистый дуб пришел удар,
‎И дуб, треща, погнулся;
Вадим всей силою меча
‎Ударил в исполина —
Рука отпала от плеча,
‎И в прах легла дубина.

И хищник, рухнув, захрипел
‎Под конскими ногами;
Рванулся встать; оцепенел
‎И стих, грозя очами;
И смерть молчаньем заперла
‎Уста, вопить отверзты;
И, роя землю, замерла
‎Рука, разинув персты.
Спешит к похищенной Вадим;
‎Она, как лист, дрожала
И, севши на коня за ним,
‎В слезах к нему припала.

«Скажи мне, девица, кто ты?
‎Кто буйный оскорбитель
Твоей девичьей красоты?
‎И где твоя обитель?» —
«Князь Киевский родитель мой;
‎Град Киев недалеко;
Проедем скоро лес густой,
‎Увидим брег высокой:
Под брегом тем кипят, шумят
‎В скалах струи Днепровы,
На бреге том и Киев-град,
‎Озолоченны кроны;

Я там дни мирные вела,
‎Не знаяся с кручиной,
И в старости отцу была
‎Утехою единой.
Не в добрый час литовский князь,
‎Враг церкви православной,
Меня узрел и, распалясь
‎Душою зверонравной,
Послал к нам в Киев-град гонца,
‎Чтоб, тайною рукою
Меня похитив у отца,
‎Умчал в Литву с собою.

Он скрылся на Днепре-реке
‎В лесном уединенье,
От Киева невдалеке;
‎О дерзком замышленье
Никто и сонный не мечтал;
‎Губитель не встречался
В лесу ни с кем; как волк, он ждал
‎Добычи — и дождался.
Я нынче раннею порой
‎В луг вышла, полевые
Сбирать цветки; пошли со мной
‎Подружки молодые.

Мы ро́су брали на цветах,
‎Росою умывались,
И рвали ягоды в кустах,
‎И громко окликались.
Уж солнце жгло с полунебес;
‎Я шла одна; кустами
Вилась дорожка; темный лес
‎Чернел перед глазами.
Вдруг шум… смотрю… злодей за мной;
‎Страх подкосил мне ноги;
Он сильною меня рукой
‎Схватил — и в лес с дороги.

Ах! что б в удел досталось мне,
‎Что было бы со мною,
Когда б не ты? В чужой стране
‎Изныла б сиротою.
От милых ближних вдалеке
‎Живет ли сердцу радость?
И в безутешной бы тоске
‎Моя увяла младость;
И с горем дряхлый мой отец
‎Повлекся бы ко гробу…
Но слабость защитил Творец,
‎Сразил Всевышний злобу».

Меж тем с поляны в гущину
‎Въезжает витязь; тучи,
Толпясь, заволокли луну;
‎Стал душен лес дремучий…
Гроза сбиралась; меж листов
‎Дождь крупный пробивался,
И шум тяжелых облаков
‎С их ропотом мешался…
Вдруг вихорь набежал на лес
‎И взрыл дерев вершины,
И загорелися небес
‎Кипящие пучины.

И все взревело… дождь рекой;
‎Гром страшный, треск за треском;
И шум воды, и вихря вой;
‎И поминутным блеском
Воспламеняющийся лес;
‎И встречу, справа, слева
Ряды валящихся древес;
‎Конь рвется; в страхе дева;
И, заслонив ее щитом,
‎Вадим смятенный ищет,
Где б приютиться… но кругом
‎Все дичь, и буря свищет.

И вдруг уж нет дороги им;
‎Стена из камней мшистых;
Гром мчался по бокам крутым;
‎В расселинах лесистых
Спираясь, вихорь бушевал,
‎И молнии горели,
И в бездне бури груды скал
‎Сверкали и гремели.
Вадим назад… но вдруг удар!
‎Ель, треснув, запылала;
По ветвям пробежал пожар,
‎Окрестность заблистала.

И в зареве открылась им
‎Пещера под скалою.
Спешит к убежищу Вадим;
‎Заботливой рукою
Он снял сопутницу с коня,
‎Сложил с рамен кольчугу,
Зажег костер и близ огня,
‎Взяв на руки подругу,
На броню сел. Дымясь, сверкал
‎В костре огонь трескучий;
Поверх пещеры гром летал,
‎И бунтовали тучи.

И, прислонив к груди своей
‎Вадим княжну младую,
Из золотых ее кудрей
‎Жал влагу дождевую;
И, к персям девственным уста
‎Прижав, их грел дыханьем;
И в них вливалась теплота;
‎И с тихим трепетаньем
Они касалися устам;
‎И девица молчала;
И, к юноши прильнув плечам,
‎Рука ее пылала.

Лазурны очи опустя,
‎В объятиях Вадима
Она, как тихое дитя,
‎Лежала недвижима;
И что с невинною душой
‎Сбылось — не постигала;
Лишь сердце билось, и порой,
‎Вся вспыхнув, трепетала;
Лишь пламень гаснущий сиял
‎Сквозь тень ресниц склоненных,
И вздох невольный вылетал
‎Из уст воспламененных.

А витязь?.. Что с его душой?..
‎Увы! сих взоров сладость,
Сих чистых, под его рукой
‎Горящих персей младость,
И мягкий шелк кудрей густых,
‎По раменам разлитых,
И свежий блеск ланит младых,
‎И уст полуоткрытых
Палящий жар, и тихий глас,
‎И милое смятенье,
И ночи та́инственный час,
‎И вкруг уединенье —

Всё чувства разжигало в нем…
‎О власть очарованья!
Уже, исполнены огнем
‎Кипящего лобзанья,
На девственных ее устах
‎Его уста горели,
И жарче розы на щеках
‎Дрожащей девы рдели;
И всё… но вдруг смутился он,
‎И в радостном волненьи
Затрепетал… знакомый звон
‎Раздался в отдаленьи.

И долго, жалобно звенел
‎Он в бездне поднебесной;
И кто-то, чудилось, летел,
‎Незримой, но известной;
И взор, исполненный тоской,
‎Мелькал сквозь покрывало;
И под воздушной пеленой
‎Печальное вздыхало…
Но вдруг сильней потрясся лес,
‎И небо зашумело…
Вадим взглянул — призра́к исчез;
‎А в вышине… звенело.

И вслед за милою мечтой
‎Душа его стремится;
Уже, подернувшись золой,
‎Едва-едва курится
В костре огонь; на небесах
‎Нет туч, не слышно рева;
Небрежно на его руках,
‎Припав к ним грудью, дева
Младенческий вкушает сон
‎И тихо, тихо дышит;
И близок уж рассвет; а он
‎Не видит и не слышит.

Стал веять свежий ветерок,
‎Взошла звезда денницы,
И обагрянился восток,
‎И пробудились птицы;
Копытом топнув, конь заржал;
‎Вадим очнулся — ясно
Все было вкруг; но сон смыкал
‎Глаза княжны прекрасной;
К ней тихо прикоснулся он;
‎Вздохнув, она одела
Власами грудь сквозь тонкий сон,
‎Взглянула — покраснела.

И витязь в шлеме и броне
‎Из-под скалы с княжною
Выходит. Солнце в вышине
‎Горело; под горою,
Сияя, пену расстилал
‎По камням Днепр широкий;
И лес кругом благоухал;
‎И благовест далекий
Был слышен. На коня Вадим,
‎Перекрестясь, садится;
Княжна по-прежнему за ним;
‎И конь по брегу мчится.

Вдруг путь широкий меж древес:
‎Их чаща раздалася,
И в голубой дали небес,
‎Как звездочка, зажглася
Глава Печерская с крестом.
‎Конь скачет быстрым скоком;
Уж в граде он; уж пред дворцом;
‎И видят: на высоком
Крыльце Великий князь стоит;
‎В очах его кручина;
Перед крыльцом народ кипит,
‎И строится дружина.

И смелых вызывает он
‎В погоню за княжною
И избавителю свой трон
‎Сулит с ее рукою.
Но топот слышен в тишине;
‎Густая пыль клубится;
И видят, с девой на коне
‎Красивый всадник мчится.
Народ отхлынул, как волна;
‎Дружина расступилась;
И на руках отца княжна
‎При кликах очутилась.

Обняв Вадима, князь сказал:
‎«Я не нарушу слова;
В тебе Господь мне сына дал
‎Заменою родного.
Я стар: будь хилых старца дней
‎Опорой и усладой;
А смелой доблести твоей
‎Будь дочь моя наградой.
Когда ж наступит мой конец,
‎Тогда мою державу
И светлый княжеский венец
‎Наследуй в честь и славу».

И громко, громко раздалось
‎Дружины восклицанье;
И зашумело, полилось
‎По граду ликованье;
Богатый пир на весь народ;
‎Весь город изукрашен;
Кипит в заздравных кружках мед,
‎Столы трещат от брашен;
Поют певцы; колокола
‎Гудят, не умолкая;
И от огней потешных мгла
‎Зарделася ночная.

Веселье всем; один Вадим
‎Не весел — мысль далёко.
Сердечной думою томим,
‎Безмолвен, одинокой,
Ни песням, ни приветам он
‎Не внемлет равнодушный;
Он ступит шаг — и слышит звон;
‎Подымет взор — воздушный
Призра́к летает перед ним
‎В знакомом покрывале;
Приклонит слух — твердят: «Вадим,
‎Не забывайся, дале!»

Идет к Днепровым берегам
‎Он тихими шагами
И, смутен, взор склонил к водам…
‎Небесная с звездами
Была в них твердь отражена;
‎Вдали, против заката,
Всходила полная луна;
‎Вадим глядит… меж злата
Осыпанных луною волн
‎Как будто бы чернеет,
В зыбях ныряя, легкий челн,
‎За ним струя белеет.

Глядит Вадим… челнок плывет…
‎Натянуто ветрило;
Но без гребца весло гребет;
‎Без кормщика кормило;
Вадим к нему… к Вадиму он…
‎Садится… чёлн помчало…
И вдруг… как будто с юга звон;
‎И вдруг… все замолчало…
Плывет челнок; Вадим глядит;
‎Сверкая, волны плещут;
Лесистый брег назад бежит;
‎Ночные звезды блещут.

Быстрей, быстрей в реке волна;
‎Челнок быстрей, быстрее;
Светлее на небо луна;
‎На бреге лес темнее.
И дале, дале… все кругом
‎Молчит… как великаны,
Скалы нагнулись над Днепром;
‎И, черен, сквозь туманы
Глядится в реку тихий лес
‎С утесистой стремнины;
И уж луна почти небес
‎Дошла до половины.

Сидит, задумавшись, Вадим;
‎Вдруг… что-то пролетело;
И облачко луну, как дым
‎Невидимый, одело;
Луна померкла; по волнам,
‎По тихим сеням леса,
По брегу, по крутым скалам
‎Раскинулась завеса;
Шатнул ветрилом ветерок,
‎И руль зашевелился,
Ко брегу повернул челнок,
‎Доплыл, остановился.

Вадим на брег; от брега чёлн;
‎Ветрило заиграло;
И вдруг вдали, с зыбями волн
‎Смешавшись, все пропало.
В недоумении Вадим;
‎Кругом скалы, как тучи;
Безмолвен, дик, необозрим,
‎По камням бор дремучий
С реки до брега вышины
‎Восходит; всё в молчанье…
И тускло падает луны
‎На мглу вершин сиянье.

И тихо по скалам крутым,
‎Влекомый тайной силой,
Наверх взбирается Вадим.
‎Он смотрит — все уныло;
Как трупы, сосны под травой
‎Обрушенные тлеют;
На сучьях мох висит седой;
‎Разинувшись, чернеют
Расселины дуплистых пней,
‎И в них глазами блещет
Сова, иль чешуями змей,
‎Ворочаясь, трепещет.

И, мнится, жизни в той стране
‎От века не бывало;
Как бы с созданья в мертвом сне
‎Древа, и не смущало
Их сна ничто: ни ветерка
‎Перед денницей шёпот,
Ни легкий шорох мотылька,
‎Ни вепря тяжкий топот.
Уже Вадим на вышине;
‎Вдруг бор редеет темный;
Раздвинулся… и при луне
‎Явился холм огромный.

И на вершине древний храм;
‎Блестящими крестами
Увенчаны главы, к дверям
‎Тяжелыми винтами
Огромный пригвожден затвор;
‎Вкруг храма переходы,
Столбы, обрушенный забор,
‎Растреснутые своды
Трапезы, келий ряд пустых,
‎И всюду по колени
Полынь, и длинные от них
‎По скату холма тени.

Вадим подходит: невдали
‎Могильный виден камень,
Крест наклонился до земли,
‎И легкий, бледный пламень,
Как свечка, теплится над ним;
‎И ворон, птица ночи,
На нем, как призрак, недвижим
‎Сидит, унылы очи
Вперив на месяц. Вдруг, крылом
‎Взмахнув, он пробудился,
Взвился… и на небе пустом,
‎Трикраты крикнув, скрылся.

Объял Вадима тайный страх;
‎Глядит в недоуменье —
И дивное тогда в глазах
‎Вадимовых явленье:
Он видит, некто приподнял
‎Иссохшими руками
Могильный камень, бледен встал,
‎Туманными очами
Блеснул, возвел их к небесам,
‎Как будто бы моляся,
Пошел, стучаться начал в храм…
‎Но дверь не отперлася.

Вздохнув, повлекся дале он,
‎И тихий под стопами
Был слышен шум, и долго, стон
‎Пуская, меж стенами,
Между обломками столбов,
‎Как бледный дым, мелькала
Бредуща тень… вдруг меж кустов
‎Вдали она пропала.
Там, бором покровен, утес
‎Вздымался, крут и страшен,
И при луне из-за древес
‎Являлись кровы башен.

Вадим туда: уединен
‎На груде скал мохнатых,
Над черным бором, обнесен
‎Оградой стен зубчатых,
Стоит там замок, тих, как сна
‎Безмолвное жилище,
И вся окрест его страна
‎Угрюма, как кладбище;
И башни по углам стоят,
‎Как призраки седые,
И сгромоздилися у врат
‎Скалы сторожевые.

Душа Вадимова полна
‎Смятенным ожиданьем —
И светит сумрачным луна
‎Сквозь облако сияньем.
Но вдруг… слетел с луны туман,
‎И бор засеребрился,
И замок весь, как великан,
‎Над бором осветился;
И от востока ветерок
‎Подул передрассветный,
И чу!.. из-за стены звонок
‎Послышался приветный.

И что ж он видит? По стене
‎Как тень уединенна,
С восточной к западной стране,
‎Туманным облеченна
Покровом, девица идет;
‎Навстречу к ней другая;
И та, приближась, подает
‎Ей руку и, вздыхая,
Путь одинокий вдоль стены
‎На запад продолжает;
Другая ж, к замку с вышины
‎Спустившись, исчезает.

И за идущею вослед
‎Вадим летит очами;
Уж, ясен, молодой рассвет
‎Встает меж облаками;
Уж загорается восток…
‎Она все дале, дале;
И тихо ранний ветерок
‎Играет в покрывале;
Идет — глаза опущены,
‎Глава на грудь склонилась —
Пришла на поворот стены;
‎Поворотилась; скрылась.

Стоит, как вкопанный, Вадим;
‎Душа в нем замирает:
Как будто лик свой перед ним
‎Судьба разоблачает.
Бледнее тусклая луна;
‎Светлей восток багровый;
И озаряется стена,
‎И ярко блещут кроны;
К восточной обратясь стране,
‎Ждет витязь… вдруг вспылала
В нем кровь… глядит… там на стене
‎Идущая предстала.

Идет; на темный смотрит бор;
‎Как будто ждет в волненье;
Как бы чего-то ищет взор
‎В пустынном отдаленье…
Вдруг солнце в пламени лучей
‎На крае неба стало…
И витязь в блеске перед ней!
‎Как облак, покрывало
Слетело с юного чела —
‎Их встретилися взоры;
И пала от ворот скала,
‎И раздались их створы.

Стремится на ограду он;
‎Идет она с ограды;
Сошлись… о вещий, верный сон!
‎О час святой награды!
Свершилось! все — и ранних лет
‎Прекрасные желанья,
И озаряющие свет
‎Младой души мечтанья,
И все, чего мы здесь не зрим,
‎Что вере лишь открыто, —
Все вдруг явилось перед ним,
‎В единый образ слито!

Глядят на небо, слезы льют,
‎Восторгом слов лишенны…
И вдруг из терема идут
‎К ним девы пробужденны:
Как звезды, блещут очеса;
‎На ясных лицах радость,
И искупления краса,
‎И новой жизни младость.
О сладкий воскресенья час!
‎Им мнилось: мир рождался!
Вдруг… звучно благовеста глас
‎В тиши небес раздался.

И что ж? Храм Божий отворен;
‎Там слышится моленье;
Они туда: храм освещен;
‎В кадильницах куренье;
Перед Угодником горит,
‎Как в древни дни, лампада,
И благодатное бежит
‎Сияние от взгляда;
И некто, светел, в алтаре
‎Простерт перед потиром,
И возглашается горе́
‎Хвала незримым клиром.

Молясь, с подругой стал Вадим
‎Пред царскими дверями,
И вдруг… святой налой пред ним;
‎Главы их под венцами;
В руках их свечи зажжены;
‎И кольца обручальны
На персты их возложены;
‎И слышен гимн венчальный…
И вдруг… все тихо! гимн молчит;
‎Безмолвны своды храма;
Один лишь, та́инствен, блестит
‎Алтарь средь фимиама.

И в сем молчаньи кто-то к ним
‎Приветный подлетает,
Их кличет именем родным,
‎Их нежно отзывает…
Куда же?.. о священный вид!
‎Могила перед ними;
И в ней спокойно; дерн покрыт
‎Цветами молодыми;
И дышит ветерок окрест,
‎Как дух бесплотный вея;
И обвивает светлый крест
‎Прекрасная лилея.

Они упали ниц в слезах;
‎Их сердце вести ждало,
И трепетом священный прах
‎Могилы вопрошало…
И было все для них ответ:
‎И холм помолоделый,
И луга обновленный цвет,
‎И бег реки веселый,
И воскрешенны древеса
‎С вершинами живыми,
И, как бессмертье, небеса
‎Спокойные над ними…

Промчались веки вслед векам…
‎Где замок? где обитель?
Где чудом освященный храм?..
‎Все скрылось… лишь, хранитель
Давно минувшго, живет
‎На прахе их преданье.
Есть место… там игривых вод
‎Пленительно сверканье;
Там вечно зелен пышный лес;
‎Там сладок ветра шёпот,
И с тихим говором древес
‎Волны слиянный ропот.

На месте оном — так гласит
‎Правдивое преданье —
Был пепел инокинь сокрыт:
‎В посте и покаянье
При гробе грешника-отца
‎Они кончины ждали
И примиренного Творца
‎В молитвах прославляли…
И улетела к небесам
‎С земли их жизнь святая,
Как улетает фимиам
‎С кадил, благоухая.

На месте оном — в светлый час
‎Земли преображенья —
Когда, послышав утра глас,
‎С звездою пробужденья,
Востока ангел в тишине
‎На край небес взлетает
И по туманной вышине
‎Зарю распростирает,
Когда и холм, и луг, и лес —
‎Все оживленным зрится
И пред святилищем небес,
‎Как жертва, все дымится, —

Бывают тайны чудеса,
‎Невиданные взором:
Отшельниц слышны голоса;
‎Горе́ хвалебным хором
Поют; сквозь занавес зари
‎Блистает крест; слиянны
Из света зрятся алтари;
‎И, яркими венчанны
Звездами, девы предстоят
‎С молитвой их святыне,
И серафимов тьмы кипят
‎В пылающей пучине.