Вадим Шершеневич
Последнее слово обвиняемого
Не потому, что себя разменял я на сто пятачков,
Иль, что вместо души обхожусь одной кашицей рубленной, —
В сотый раз я пишу о цвете зрачков
И о ласках мною возлюбленной.Воспевая Россию и народ, исхудавший в скелет,
На лысину бы заслужил лавровые веники,
Но разве заниматься логарифмами бед
Дело такого, как я, священника? Говорят, что когда-то заезжий фигляр,
Фокусник уличный, в церковь зайдя освященную,
Захотел словами жарче угля
Помолиться, упав перед Мадонною.Но молитвам не был обучен шутник.
Он знал только фокусы, только арийки,
И перед краюхой иконы поник
И горячо стал кидать свои шарики.И этим проворством приученных рук,
Которым смешил он в провинции девочек,
Рассказал невозможную тысячу мук,
Истерзавшую сердце у неуча.Точно так же и я… Мне до рези в желудке противно
Писать, что кружится земля и поет, как комар.
Нет, уж лучше перед вами шариком сердца наивно
Будет молиться влюбленный фигляр.
Иль, что вместо души обхожусь одной кашицей рубленной, —
В сотый раз я пишу о цвете зрачков
И о ласках мною возлюбленной.Воспевая Россию и народ, исхудавший в скелет,
На лысину бы заслужил лавровые веники,
Но разве заниматься логарифмами бед
Дело такого, как я, священника? Говорят, что когда-то заезжий фигляр,
Фокусник уличный, в церковь зайдя освященную,
Захотел словами жарче угля
Помолиться, упав перед Мадонною.Но молитвам не был обучен шутник.
Он знал только фокусы, только арийки,
И перед краюхой иконы поник
И горячо стал кидать свои шарики.И этим проворством приученных рук,
Которым смешил он в провинции девочек,
Рассказал невозможную тысячу мук,
Истерзавшую сердце у неуча.Точно так же и я… Мне до рези в желудке противно
Писать, что кружится земля и поет, как комар.
Нет, уж лучше перед вами шариком сердца наивно
Будет молиться влюбленный фигляр.