Вадим Шершеневич
Содержание плюс горечь
Послушай! Нельзя же быть такой безнадежно суровой,
Неласковой!
Я под этим взглядом, как рабочий на стройке новой,
Которому: Протаскивай!
А мне не протащить печаль свозь зрачок.
Счастье, как мальчик
С пальчик,
С вершок.
М и л, а я! Ведь навзрыд истомилась ты:
Ну, так сорви
Лоскуток милости
От шуршащего счастья любви!
Ведь даже городовой
Приласкал кошку, к его сапогам пахучим
Притулившуюся от вьги ночной,
А мы зрачки свои дразним и мучим.
Где-то масленница широкой волной
Затопила засохший пост,
И кометный хвост сметает метлой
С небесного стола крошки скудных звезд.
Хоть один поцелуй. Из-под тишечной украдкой.
Как внезапится солнце сквозь серенький день. Пойми:
За спокойным лицом, непрозрачной облаткой,
Горький хинин тоски!
Я жду, когда рот поцелуем завишнится
И из него косточкой поцелуя выскочит стон,
А рассветного неба пятишница
Уже радужно значит сто.
Неужели же вечно радости объедки?
Навсегда ль это всюдное «бы»?
И на улицах Москвы, как в огромной рулетке,
Мое сердце лишь шарик в искусных руках судьбы.
И ждать, пока крупье, одетый в черное и серебро,
Как лакей иль как смерть, все равно быть может,
На кладбищенское зеро
Этот красненький шарик положит!
Неласковой!
Я под этим взглядом, как рабочий на стройке новой,
Которому: Протаскивай!
А мне не протащить печаль свозь зрачок.
Счастье, как мальчик
С пальчик,
С вершок.
М и л, а я! Ведь навзрыд истомилась ты:
Ну, так сорви
Лоскуток милости
От шуршащего счастья любви!
Ведь даже городовой
Приласкал кошку, к его сапогам пахучим
Притулившуюся от вьги ночной,
А мы зрачки свои дразним и мучим.
Где-то масленница широкой волной
Затопила засохший пост,
И кометный хвост сметает метлой
С небесного стола крошки скудных звезд.
Хоть один поцелуй. Из-под тишечной украдкой.
Как внезапится солнце сквозь серенький день. Пойми:
За спокойным лицом, непрозрачной облаткой,
Горький хинин тоски!
Я жду, когда рот поцелуем завишнится
И из него косточкой поцелуя выскочит стон,
А рассветного неба пятишница
Уже радужно значит сто.
Неужели же вечно радости объедки?
Навсегда ль это всюдное «бы»?
И на улицах Москвы, как в огромной рулетке,
Мое сердце лишь шарик в искусных руках судьбы.
И ждать, пока крупье, одетый в черное и серебро,
Как лакей иль как смерть, все равно быть может,
На кладбищенское зеро
Этот красненький шарик положит!