Свадебный обряд села Черкасское Яковлевского района Белгородской области

Песенная традиция сел, расположенных в верховьях реки Ворскла, как и ряд других на юге России, сложилась в относительно поздний период истории Российского государства. Историческими предпосылками к ее образованию послужили царские указы о строительстве городов-крепостей на южных окраинах государства, образовавших так называемую Белгородскую черту (конец XVI-XVII веков). Следствием оборонительной стратегии Московского государства  явился мощный колонизационный поток, охвативший его южные окраины. Возникновение села Черкасское связано со строительством «сторожевья», а позже — крепости и города Карпова — преграды на пути кочевников, двигавшихся по Муравскому шляху. Первыми жителями Карпова были «сведенцы» (переселенцы) из различных русских городов: Курска, Мценска, Орла, Одоева, Переяславля, Сапожка и Москвы.

Местные жителя называют себя москалями. Их говор соответствует южнорусскому наречию. Особенности традиционной культуры (крестьянская одежда, система жанров музыкального фольклора, круг календарных праздников и ритуалов) указывают на русские этнические корни. Это же относится и к местному свадебному ритуалу.

Свадебный «сценарий» разыгрывался при участии большого количества родственников со стороны жениха и невесты, а также жителей села, наблюдавших за ходом обряда. Главные персонажи свадебной игры имели специальные чины-названия: свашка (замужняя родственница со стороны невесты), подсвашка (замужняя родственница со стороны жениха), дядька (старший родственник со стороны жениха), дружок (старший родственник жениха, выступающий от его лица в различных обрядовых ситуациях), девки (подружки невесты), хрёстные (крёстные родители жениха и невесты).

Сватовство в селе Черкасское проходило в традиционной для юга России форме. Сваты шли в дом невесты вечером, несли с собой пирог, вареную курицу, бутылку самогона. Раньше на сватовство отправлялось 5-6 человек, среди которых были родители, крестные жениха, старший брат или дядька. Начиная с 1930-х годов на сватовство стал приходить и жених. Сваты были одеты скромно, в повседневную одежду, чтобы не привлекать внимания односельчан и не быть ими высмеянными в случае отказа. Подойдя к дому невесты, сваты начинали ритуальный диалог с хозяевами — родителями невесты: «Здравствуйте! Говорят, у вас телочка есть?», а им отвечали: «Да есть. Мы можем ее показать».

По воспоминаниям старожилов, переговоры могли проходить по-разному. Иногда сваты представлялись странниками и просили ночлега. Хозяева искали причину не впустить их в дом, говоря: «Вы цыгане, мы вас боимся». Услышав такую речь, сваты вновь обращались к хозяевам: «Из нашего гнезда улетела голубка. Нам сказали, что она улетела к вам. Пустите поискать». Тогда родители невесты приглашали сватов в дом.

В случае нежелания отдать дочь замуж родители могли сослаться на молодость невесты и к порогу выкатить тыкву. Специальных слов при этом не говорили, но само действо рассматривалось как негласный отказ.

Тут же на сватовстве устраивали и смотрины. Выводили к сватам невесту и спрашивали у жениха и его родственников, нравится она им или нет. Молодых усаживали рядом и начинали играть песню:

А на горе лен, лен,

Под горою — ветер,

Ой, лёли, лёли,

Ох да лёли, лёли.

 

Под горою ветер,

Вея, сповивая,

Ой, лёли, лёли,

Ох да лёли, лёли.

 

К земли приклоняя,

Постелюшку стеля —

Зямчужная семя,

Залатые каренья,

Маладые атростки

Да красные девки.

Хорошая вот Марьшка,

Харошая Ивановна

Молода догадлива,

Да рана догадалась,

Да кидалась-бросалась

Да мамушки в калени,

Да к батюшки да на ручки:

«Моя дорогая мамушка,

Да как там мне да быть,

Ой, как горевати,

Да рана гостевати,

Да избушку топити,

Обедать варити,

Семейкю кормити,

Старого да малога,

Князя ж да маладога

Харошага Иванушку,

Маладога то Васильевича.

А матушка младенькя

Да юстаня раненькя,

Избушку натопя,

Да абедать наваря,

Да семейкю накормя —

Старого да малога,

Князя ж да маладога.

Через неделю-две устраивали пропой. В доме невесты собиралось уже большее количество родственников со стороны жениха. Будущие родственники договаривались о сроке свадьбы, о дарах с каждой стороны. В этот вечер невеста должна была одарить всех присутствующих родственников жениха вышитыми ею рушниками. Непременным условием на пропое являлось и обращение молодых к новым родственникам. Так невеста должна была впервые будущих свекора и свекровь назвать мамой и папой. То же должен был сделать и жених. На пропое полагалось петь песню «Черная галушка»:

Ох (ы) чёрная да моя галушка,

Чёрная моя галушка,

Да на горе сидела,

Да на горе сидела.

 

Ох (ы) на горе сидела,

На горе сидела

К земле припадала,

Яна к зямле припадала.

 

Ой, радимая горушка,

Да крута каменная

Да скажи усею правду.

 

Ох (ы) ты скажи мине всею правду,

Ты скажи всею правду,

Какова да зима да будя?

 

Какова да зима да будя

Да люты дай морозы,

Да лютые дай морозы?

 

Ох, красная, вот Людичка,

Харошая Николаевна,

Да й за столом сидела,

Да й за столом сидела.

 

Ох (ы), за столом она сидела,

За столом сидела

Да к столу припадала.

 

Ох, к столу она припадала,

У батюшки да пытала.

Николаевича пытала.

 

Ты Иван Николаевич,

Ты скажи всею правду,

Ты скажи всею правду.

Во второй половине ХХ века сватовство и пропой слились в один этап, за которым закрепилось название пропой. Во время застолья все присутствующие пели скорые песни, приплясывая под них:

Ой, обманка, обманщица

Обманщица красная девушка,

Ой, лё, ой, лёлюшки,

Обманщица красная девушка.

 

Обманщица красная девушка,

Красная девушка — Людмилушка,

Ой, лё, ой, лёлюшки,

Красная девушка — Николавна.

 

Ой, обманула сваих верных подруг.

Она сказала, что я замуж не пойду,

Ох, не пойду, да не подумаю идти.

Да за князя, да за такога барина,

Ох, маладога да Николаюшку.

 

Осмотр подворья жениха или, по-местному: двор глядеть — был обязательным этапом свадьбы. Родственники невесты ходили двор глядеть примерно через неделю после пропоя. Мать жениха показывала сватам свое хозяйство: дом, двор, сарай, хвалилась умениями своего сына. После осмотра гостей приглашали на вечéру — совместное застолье. Считалось, что с этого момента невеста не должна была выходить на молодежные гуляния, наступала пора подготовки приданого.

Подготовка приданого невесты. В течение нескольких вечеров накануне свадьбы девушки собирались в доме невесты и помогали ей подготовить дары: рушники, рубашки для свекра и свекрови. Невеста также готовила подарки жениху: рубаху, порты, кисет.

Выпечка каравая производилась накануне свадебного дня. В каждом из домов выпекали свой каравай. Замешивать тесто доверяли только умелой хозяйке, обязательно замужней со сложивлейся счастливой судьбой. Невестин каравай украшали по-особому: из теста выкладывали цветы, а посередине размещали разлатай цветок (большой, распустившийся).

Утро свадебного дня. В этот день обрядовые действия совершались параллельно в каждом из домов. В доме жениха собирали свадебный поéзд — украшали подводы лошадей лентами, рушниками, бубенцами. В зимнее время наряжали сани — устилали их дярюжками (плотное домотканое полотно), сиденья накрывали попоной. Утром к жениху приходили позывальщики — молодые парни со стороны невесты, возглавляемые ее братом или дядькой. Они приносили жениху подарки от невесты: расшитую рубаху, рушник и мешок с постелью. Также позывальщики несли с собой живую ряженую курицу — на крылышки ей привязывали бантики. В доме жениха постель и курицу надо было выкупить. Откупались рюмкой водки и деньгами. Дружок помогал жениху нарядиться в рубашку, сшитую невестой. Перед выездом родители благословляли жениха. Расстилали шубу, вывернутую мехом наружу, на нее вставал жених. Отец брал икону. Оба родителя по очереди молились и желали сыну счастья. Когда жених отправлялся за невестой, играли песню «Через сад да виноград дорожка лежала»:

Да через сад да виноград

Да дорожка лежала,

Ой, ля, ой, ля,

Дарожка лежала.

 

Катеринушка да Иванавна

Братца провожала,

Ой, ля, ой, ля

Братца провожала.

 

Проводёмши она, проводёмши она

Стала постояла,

Она стала, постояла,

На дорожку сказала:

 

«Вот табе, братец, вот табе, родненький,

Все стежки-дорожки,

 

Все стёжачки-дорожачки,

Золотистая поля»

 

Во время движения свадебного поезда его участники играли песню «Ой, верба моя, вербушка»:

Ой, верба моя, вербушка

Ох, верба моя зиленая,

Ой, лё, ой, лё, ой, лёли,

Ох, верба моя зилёная.

 

Ох, верба моя зелёная,

Ох, листья твои широкаи,

Ох, лё, ой, лё, ой, лёли,

Ох, листья твои широкаи.

 

Ох, листья твои широкаи.

Ох, широкаи бумажнаи.

Чё ж, ты, вербушка не вьесси?

Чё зиленая не вьесси?

Чё Николаевич да не женисси?

Чё Иванавич не женисси?

Ох, табе волюшки нетути.

Ой, ат роднага батюшки,

От радимай ат мамушки.

Государь мой батюшка да не вялит.

Радимая мамушка бронится.

Ой, не бронится — сердится:

«Ой, дите, мое, дитика,

Ох, дитё, моё милая,

Подождем да месяца до Пятра,

Холодной осени — Покрова,

Что б наша Людмилушка подросла,

Что б наша Николавна-свет выросла.

Она ростом, доростом, красою,

Сваею девичью хвалою.

Ишшо алаю лентаю,

Ишшо браваю девкаю.

Бравая девушка да Людмилушка.

В доме невесты в это время невеста прощалась с родными и подругами. Мать в последний раз заплетала ей косу. Подружки помогали нарядить невесту. В селе Черкасское девушки и женщины носили косоклинный сарафан из домотканой шерстяной ткани. Он состоял из двух прямых полотнищ спереди и сзади и двух клиньев по бокам, на спине был собран в складку. Праздничный сарафан называли добрым. Сарафан невесты имел свои особенные отличия. Его обшивали цветными лентами до пояса и называли окружным. Поверх сарафана по талии повязывали фартук, который шили из домотканой ткани или покупной (сатина). Верхнюю часть собирали под узкую обшивку, которая переходила в завязки, а низ украшали лентами, кружевом.

Во время сборов невесты подружки пели:

Ой, вутка, да вутица

Да й утенушка серая,

Ой, лёли, ой, лёли,

Ой, лёли ши, али, ой, лёли,

Ой, лёли, ой, лёли.

 

Утенушка серая

Да головушка рябая,

Ой, лёли, ой, лёли,

Ой, лёли ши, али, ой, лёли,

Ой, лёли, ой, лёли.

 

Головушка рябая

Да иде ши бувала пробувала?

Да в большом селе да на игрище

В большом селе да на игрище

Да на широкой улице.

А что сидела видела?

Да три молодца хороши.

Ой, как первай молодец —

Да молодец Николаюшка,

Моладец Николаюшка,

Завдалой Аркадьевич.

Да первая девушка —

Да девушка Аннушка,

Девушка то Аннушка,

Аннушка Васильевна.

 

Переодевшись, невеста просила место у отца: «Благослови, мой батюшка, на место, любое мое местушко и светлое окошечко. Простите, мой батюшка и матушка меня». Далее невеста обращалась к подругам: «Прости меня, моя подружка, любая Машенька…» поочерёдно, пока не обойдет всех подруг. Невесту накрывали белой тюлью и усаживали в красном углу, а подруги садились рядом и начинали петь медленные песни:

Сгуркнула, сгуркнула, ой, голубка

Да вы голубенке сидевчи,

Ой, лёли, ой, лёли, ох (ы), лёли,

Да вы голубенки сидевчи.

 

Ой, да вы голубенке сидевчи,

Да на голубушек глядевчи,

Ой, лёли, ой, лёли, ох (ы), лёли,

Да на голубушек глядевчи.

 

Ой, да на голубушек глядевчи,

Да на черных галушек.

Все ж да на черных да на галушек,

Не хотелася да от галушек отстати,

Не хотелася ат черных атплыти.

 

Выкуп приданого невесты. Свадебный поезд подъезжал к дому невесты шумным карагодом. Сваты находили ворота запертыми, и только за щедрый выкуп им отпирали затвор. Выходили свашки — невестина и женихова, им выносили рюмки с водкой, они распивали их в три глотка и обменивались караваями.  Затем женихова подсвашка складывала один каравай на другой. После этого родственников жениха впускали в невестин двор. Там уже стоял сундук с приданым невесты, сверху лежали перины, подушки. Если свадьба устраивалась зимой, то выкатывали сани, укрывали ткатой дярюжкой, сверху ставили сундук и также накрывали его перинами, подушками, одеялами). Родственники жениха начинали торги, кричали: «Скока? Скока?». Свашка пересчитывала все, чтобы показать богатство невесты. Во время выкупа представители двух родов дразнили друг друга:

Ой, девки подружки,

Продали подушки,

Продали подушки

За четыре полушки.

 

Ой, девки дурины,

Продали перины,

Продали перины

За четыре полтины.

После выкупа приданого дружко давал жениху рушник и подводил его к невесте. Следом в дом заходили подружки невесты, родственники молодых. Девки начинали обыгрывать молодых песней, а дружко должен был им заплатить — кинуть деньги в кружку, которую держала одна из девушек:

Ой, кудрявчик, кудрявчик ты мой,

Кудреватый добрай молодец хорош.

А хорош-пригож то Иванушка,

А хорош-пригож то Васильевич.

А кто его да харошаго спородил?

А кто яму да русые кудерцы завил?

Породила родная мамушка,

Вскормил, вспаил сударь батюшка родной,

Возлелеила своя сторона,

А завила кудри сударушка моя.

А сударушка — красная девушка,

А родная девушка — то Марьюшка.

 

Благословение молодых проходило в традиционной форме. Все гости и родственники выходили из дома, оставались только молодые и родители невесты. Перед молодыми стелили вывернутую мехом наружу шубу. Невеста, стоя на коленях, просила благословения. Если у нее не было кого-либо из родителей, то она голóсила, но начинала плач только при выходе из хаты:

Ты взойди, взойди, туча грозная,

И пусти, пусти стрелу острую,

И разбей, разбей гробову доску

И впусти, впусти мого родимого батюшку

На сиротскую свадебку.

 

Увоз невесты. После благословения, дядька за рушник выводил молодых из дома. Перед молодыми веником разметали дорогу, чтобы жизнь была гладкой. Обычно это делали дружок или замужняя женщина, счастливая в браке. Затем веник старались закинуть на крышу. По тому, как полетит веник, предстказывали судьбу молодой: если перелетит крышу, то будет счастлива, а если упадет назад, то и невеста вернется домой.

Затем невеста вставала на повозку, кланялась на четыре стороны, крестилась. Молодых везли в церковь, а приданое невесты — к жениху. В это время девушки начинали заигрывать песню:

Повозник кудрявый,

Повозник кудрявый,

Белый кучерявый.

 

Да белый кучерявый

Бей коня пожёстче,

Бей коня пожёстче.

 

Чтобы я не слыхала

Как мамушка плачет,

Как мамушка плачет.

 

Как мамушка плачет,

А батюшка рыдая,

А батюшка рыдая.

 

После отъезда молодых подружки расходились по домам. На застолье к жениху они не допускались. Родственники невесты отправлялись к жениху не сразу, а приезжали уже ближе к вечеру.

На венчание молодые ехали в разных повозках, а возвращались уже в одной. После венчания свадебный поезд отправлялся к дому жениха с песней: «А мы в Бога были»:

А мы в Бога были,

А мы в Бога были

Да Богу молили.

 

А Богу молили,

А Богу молили,

Да поклоны клали.

 

Да мы поклоны клали

Да мы поклоны клали

Да у сырую землю.

Во время движения свадебного поезда к дому жениха жители села могли несколько раз переградить дорогу веревкой. Тогда поезд останавливался, дружко откупался, а затем продолжали путь снова. Во время движения процессии звучали скорые песни с припевными словами «ладо, ладо, душе ль мое» ии с алилёшным припевом:

Лузе, лузе ва зиленам, ладо, о ладо,

Лузе, лузе ва зиленам, душе ль маё.

 

Да ва зиленам, ва шалковам, ладо, о ладо,

Да ва зиленам, ва шалковам, душе ль маё.

 

Вырастала трава-мурава, ладо, о, ладо,

Вырастала шалковая душе ль маё.

 

Шалковая да зиленая.

Ходили вутки по болоту,

Ходили сизые по болоту…

 

За речкаю огни ж, а все терновые,

Ой, лели, да леоли, лёли, а все терновые.

 

А (в)около агней ковалики, а все маладые

Ой, лели, да леоли, лёли, а все терновые.

 

Да куют, куют подковушки да все лавяные

Прикладают, примеряют дружилаву коню.

Дружилаву коню да вараному на четыре ноги.

На четыре ноги, на четыре ноги — лавяные подковы.

Да будем ехать по сыром бору по белам каменью.

Бор будя шуметь, камень греметь, подковушки звяк-звяк.

 

Встреча свадебного поезда у дома жениха. Подъезжая к дому жениха, участники свадебного поезда выкликали родителей специальной песней: 

Зажигай свекор свечу,

Зажигай свекор свечу

Да выйди к нам навстречу.

 

Выйди к нам навстречу.

Да выйди к нам навстречу

А что тебе боярушки привезли?

 

А что тебе боярушки привезли?

Чи барана, чи курочку,

Чи красную девушку?

Родители выходили встречать молодых с иконой и хлебом-солью. Когда молодые заходили в дом, все смотрели, кому из них удастся зайти первым. Считалось, что именно тот и будет главенствовать в семье.  Вход молодых в дом озвучивала песня «Прилятела серая гусынька к нам на двор»:

Прилятела серая гусынькя к нам на двор

Да не шумкайтя, да не шуркайтя вы на ей.

 

Не шумкайтя, не шуркайтя вы на ей,

Да привечайтя сераю гусыню осевцом.

 

Ой, дайтя ей из корытца напиться,

Ох, дайтя ей осевцом закусить.

Приехала Натальюшка к нам на двор

Да не кричитя, не рычитя вы на ей.

Ох, дайтя ей из рюмачки да напиться,

Ох, дайтя ей калачикам закусить.

 

Княжой пир — так называлось главное свадебное застолье в доме жениха. Сначала усаживали за стол молодых — им предназначался первый стол, затем садились приехавшие сваты со стороны невесты. На оставшиеся места рассаживали родственников жениха. Начинался княжой пир с обряда повивания. Женихова свашка обращалась к родителям жениха и просила благословения «повить молодую и расплести косу надвое». К молодым выходили дружко с дядькой, снимали с невесты тюль и натягивали перед зрителями, чтобы молодых не было видно. В края ткани заворачивали свечи, зажигали их. По их огню судили от том, какой будет совместная жизнь молодых. Смазав головы молодых конопляным маслом и расчесав их волосы гребнем, свашки начинали расплетать невесте косу и заплетать ее по-бабьи — на две косы. Их укладывали вокруг головы, укрывали платочком, а на голову надевали женский головной убор — чепец (мягкую шапочку). По другим сведениям, поверх платка надевали еще один праздничный платок «бухарку», концы его скручивали и тоже укладывали вокруг головы. Девушки носили на голове кочеток — повязку из бухарки.  Платок складывали широкой полосой в виде обруча с подкладыванием картона, из длинных концов, торчащих на темени, выкладывали торчащие надо лбом «рога».

Во время обряда повивания корили свашку:

 

Ой, сваха, ты глуха,

Ой, сваха, ты глуха —

Не прихвати уха.

 

Ой, сваха тетеря,

Ой, сваха-тетеря,

Повивай поскорея.

 

Повивай поскорея,

Повивай поскорея,

Что б была помилея.

 

После повивания  следовали дары. Молодых выводили на середину хаты, ставили их на шубу, вывернутую мехом наружу и начинали процесс дарения. Руководил им, как и всем свадебным застольем, дружко. Он, как правило, хорошо знал порядок обрядовых действий, мог пошутить, вовремя вставить нужное слово — раззадорить любого гостя. Дружок, стоя рядом с молодыми, держал поднос с рюмками и вызывал гостей. Рядом находился разрезанный каравай. Дружок вызывал гостей, они подходили, выпивали по рюмке и клали на поднос подарок, а им за это давали кусочек каравая. Процесс одаривания часто сопровождался разными присловьями: «Кладу медные, чтоб не были бедные», «Кладу серебро на добро», «Дарим меда бочку, чтоб родила жена дочку», «Дарим кочетá, чтоб вставали до светá».

После даров начиналось застолье. Молодые за столом не сидели — их уводили в отдельную комнату и там кормили.

Второй день свадьбы. Обрядовые действия этого дня носили ярко выраженный карнавальный характер. Утром родственники невесты наряжались — вешали через плечо рушник или два рушника крест-накрест, брали с собой графин с водкой и вставленной в него веткой калины и шли к жениху — позывать молодых, то есть приглашать их в дом родителей невесты.

Молодуху при гостях было принять испытывать. Все смотрели и оценивали, какая она хозяйка, какая работница. Основные испытания были направлены на проверку умений выполнять домашнюю работу. Так, ее заставляли печь затопить, а огонь при этом тушили; давали ей рогачи и смотрели — может она ими чугунок в печь поставить или нет; посылали за водой и всякий раз переворачивали ей ведра, пока молодой муж не откупался за свою жену.

После таких испытаний вся свадебная процессия направлялась к родительскому дому невесты. Дружко объявлял, что «молодые завтракать пожаловали, а гости —похмеляться». Теперь родственники невесты угощали родню жениха, и застолье продолжалось до вечера.

В этот день также звучали специальные песни:

А у нас нынче да неделюшка настала,

У молодушек да намычечек не стало.

Ох, нынче в нас да молодушки не прядуть,

Да не прядуть, да намычечки не мычуть.

Тольки знають да по садику гуляють.

Нашли сабе малого ребенка в пеленках.

Ох, кто ж в нас малого ребенка кстить будя?

Узывается воеводскай сын кумом быть,

Узывается воеводская дочка кумою.

Ой, то-та в нас да не милаи кумовья,

Ой, то-та в нас да невеселая да бяседа.

А у нас нынче да неделюшка настала,

У молодушек да намычечек не стало.

Ох, нынче в нас да молодушки не прядуть,

Да не прядуть, да намычечки не мычуть.

Тольки знають да по садику гуляють.

Нашли сабе малого ребенка в пеленках.

Ох, кто же в нас малого ребенка кстить будя?

Вызывается молодой дружка кумом быть,

А молодая Танечка кумою,

Ой, то-та в нас да милаи кумовья,

Ой, то-та в нас да веселая бяседа.

 

Отводины — заключительный этап свадебного ритуала. Так называли застолье через неделю после свадьбы. К молодоженам в дом приходили гости, всех угощали, за столом играли величальные песни всем присутствующим.

Современная свадьба в селе Черкасское теперь разыгрывается с учетом «городской моды». Старинные свадебные песни помнят лишь некоторые старожилы. Однако и в настоящее время свадьба не обходится без сватовства/пропоя, благословения молодых, торгов в доме невесты, свадебного застолья с караваем и процесса дарения.

Музыкальная драматургия свадебного обряда села Черкасское Яковлевского района соответствует логике южнорусской свадьбы, что подтверждается совокупностью ряда признаков. Один из важнейших, по мнению исследовательницы музыки русского свадебного обряда Б.Б. Ефименковой, заключается в равноправии партий жениха и невесты. В местной свадьбе существуют песни, закрепленные как как за локусом жениха («Ой, боры мои, борами», «Ой, верба моя, вербица»,  «Через сад да через зелен»), так и за локусом невесты («Сгуркнула, сгуркнула голубка», «Ох, утка, ты, утушка», «Черная галушка на горке сидела»). Этот принцип находит продолжение в обрядовых действиях, совершающихся параллельно в каждом из домов (благословение, выпечка караваев).

Связь с южнорусской свадебной традицией подкрепляется обилием скорых напевов, сопровождающихся пляской, как при исполнении карагодных (хороводных) песен, а также наличием единичных сольных причитаний невесты, звучащих только утром венчального дня и совпадающих по напеву с похоронным причетом.

На западных и южнорусских территориях — зоне бытования такого типа свадьбы —  чрезвычайно развиты каравайные ритуалы. Не является исключением и свадебный обряд села Черкасское. Различные действия с хлебом здесь происходили с самого начала ритуала (сватовства) и до его кульминации — княжого пира в доме жениха. Для местной традиции характерны следующие виды обрядовой выпечки: хлеб/пирог, каравай, пироги. Каждое из изделий имело определенную ритуальную функцию. Кроме того, обрядовые действия, производимые с хлебом, сопровождали все важнейшие моменты свадьбы: сватовство, пропой, благословение, встречу молодых, свадебное застолье. На сватовство сваты обязательно приносили с собой хлеб, который предназначался только родне невесты. Если родители соглашались на свадьбу, то хлеб оставляли дома, а если нет — возвращали сватам. На пропое, действия, производимые с хлебом, воплощали уже иной обрядовый смысл — приобщение невесты к роду жениха. Центральный эпизод главного свадебного застолья — деление каравая, который должны были попробовать все присутствующие, символизировал единство всего сельского социума и перераспределение общинной «доли».

Образно-поэтический строй свадебных песен села Черкасское связан с мифологическими представлениями восточных славян о мироздании. Центральный образ местных свадебных песен — «мировое древо». На протяжении обряда он предстает перед слушателем в различных ипостасях: зеленой вербы с широкими листьями, символизирующей родовые связи; белой берёзы со сломанной верхушкой, отмечающей  разрыв прежних семейных отношений; зеленым садом, воплощающим девичью волю. С архаичными представлениями ученые связывают и зооморфные символы невесты, предстающей в текстах свадебных песен черной галушкой, серой утушкой. Так песенные тексты участвуют в создании специфической для свадебного ритуала мифологической картины мира и одновременно — передаче психологического состояния главных персонажей. Зачастую одна и та же песня могла быть несколько раз исполнена по ходу свадебного действа.

Поэтические тексты другой группы песен комментируют события, происходящие во время каждого из этапов свадебного обряда. Как правило, они коротки по протяженности, не имеют сюжета как такового. Их закрепленность за тем или иным обрядовым действием напрямую зависит от содержания («Повозник кудрявый», «А мы в Бога были», «Зажигай свекор свечу», «Ой, сваха, ты, глуха» и другие). Основная задача песен этой группы — регламентировать ход ритуала, оповестить общину о начале каждого этапа свадьбы. Все эти тексты в селе Черкасское поются на один напев.

Для каждой из свадебных песен, записанных в селе Черкасское, характерно строгое закрепление за конкретным моментом ритуала. Эта особенность местной традиции распространяется не только на песни, в которых описываются определенные обрядовые действия, но и на песни, звучащие во время движения свадебного поезда, а также сопровождающие всевозможные контакты двух родов — жениха и невесты. Данный факт может свидетельствовать о разработанности ритуала, а также его хорошей сохранности в памяти носителей традиции.

Музыкальная стилистика свадебных напевов села Черкасское характеризуется целостностью, единством их мелодического и многоголосного строения. Узкий диапазон звучания, монолитность многоголосного склада, в котором линия каждого голоса воплощает один и тот же мелодический рисунок — все это соответствует наиболее древнему, корневому пласту восточнославянского музыкального фольклора. Архаичные признаки прослеживаются и в особенностях ритмической структуры свадебных напевов, и в строении песенного стиха.

Для большинства свадебных песен села Черкасское характерен скорый темп исполнения. Практически все они, за исключением прощальных песен, звучащих в доме невесты до прибытия свадебного поезда, сопровождались энергичной пляской, основанной на подпрыгиваниях, ритмичных притопах, хлопаньях в ладоши, при этом руки поющих обычно были подняты вверх на уровень головы или выше. По местному выражению, пляска под скорые песни называлась скаканием, а пляшущие женщины скакухами. К свадебному застолью специально сколачивали лавки — родственники невесты скакали на них, при этом стремились их сломать энергичным притопыванием.

Для традиционной манеры пения свадебных песен села Черкасское характерны следующие признаки: твердая атака звука, напряженное звучание, наличие мелизматических украшений (форшлагов, киксов), часто завершение долгих унисонов выносом голоса вверх на интервал малой септимы или октавы. Необходимо отметить, что в подобной манере исполняются и другие местные песенные жанры — танки и карагоды. За последние десятилетия традиционная манера пения претерпела некоторые изменения, связанные с утратой мастерства, виртуозного владения исполнительскими приемами.На сегодняшний день песенный репертуар села, в том числе и свадебные песни, хранятся лишь в памяти самых пожилых участниц местного фольклорного коллектива.

Особенности местного говора отражены в фонетической транскрипции свадебных песен. К основным из них следует отнести: áканье, диссимилятивное яканье, произношение фриканивного «г», окончание глаголов на — ти: топить — топити, быть — быти.

В целом свадебный обряд села Черкасское Яковлевского района Белгородской области указывает на самобытность местной культуры и в то же время демонстрирует все основные признаки, характерные для южнорусской песенной традиции.