Прошлым летом в Чулимске
Имя Александра Вампилова в отечественном театре стоит особняком. Пьесы, с огромным трудом пробивавшиеся на сцену при жизни автора, стали явлением эпохальным. Они, в чем-то связанные с драматургией старших современников, но гораздо сильнее — с театром Чехова (и далее — вглубь столетий — к корням русской классической пьесы), поделили русский театр второй половины XX века на до и после. Можно сказать, что Вампилов выводит советскую драму на мировой уровень. Вот только автор не застиг славы, экранизаций, исследований творчества. Все это случилось после его трагической гибели: он утонул в Байкале, не дожив двух дней до 35-летия.
До сих пор кажется, что театр только начал разгадывать Вампилова, подбирать к нему ключ. И все же принципиальные вещи были угаданы уже в первых постановках. После гибели драматурга (1972) режиссеры проявляли все больший интерес к нему. Посмертное признание росло от спектакля к спектаклю, что, в конечном счете, привело к тому, что 1970-е окрестили «вампиловским десятилетием». Этому во многом способствовали главный режиссер Театра им. М.Н. Ермоловой Владимир Андреев и Елена Якушкина.
Здесь стоит сделать отступление и сказать, что Якушкина и открыла Вампилова в Москве. Образованная, самоотверженно служившая театру, она обладала репутацией человека, который чуток к талантам и помогает им пробиться. К ней сведущие люди и направили молодого иркутянина Вампилова. Завязалась дружба, началась переписка, позже опубликованная. Якушкина пыталась ввести драматурга в театральную среду, облегчить цензурный гнет, давала читать пьесы влиятельным режиссерам и драматургам. После смерти ее «подопечного» ермоловский театр станет «домом Вампилова» (Римма Кречетова). Здесь будут идти «Старший сын» (1972), «Прошлым летом в Чулимске» (1974), «Стечение обстоятельств» (1977), «Утиная охота» (1979), снова «Старший сын» (1982). В этом ряду особо выделяется «Прошлым летом в Чулимске» — по последней вампиловской пьесе.
Критики, писавшие (или позже вспоминавшие) об этом спектакле, говорили: «традиционный». Писали о чрезвычайно внимательном отношении к пьесе, о соблюдении ее длинных ремарок. «Бесхитростное, послушное следование за текстом» (Е. Стрельцова). «Режиссер счел необходимым отнестись внимательно к каждой запятой» (М. Седых). Говорили о том, что это, в сущности, бытовой театр; что режиссер и художник словно хотят «умереть» в драматурге; что на первом плане — течение событий пьесы и актеры, эти события разыгрывающие. Доверие актерам и полнейшее отсутствие формалистских решений было понятно: Андреев стал режиссером, уже будучи актером, пришел в режиссуру «не с дипломом, а по призванию» (Б. Поюровский). В его спектакле «нет особых всплесков, запоминающихся мизансцен» (тот же Б. Поюровский). Подобные определения не умаляли уважительного отношения к «Чулимску». Напротив, критики ставили его в разряд лучших спектаклей по Вампилову. Не забывая оговориться, что он — «традиционен».
В том же 1974 году эта пьеса была поставлена в БДТ Георгием Товстоноговым. Трудно было избежать сравнений. В ткани спектакля БДТ, конечно, ощущался режиссерский курсив, более определенной была трактовка персонажей и событий. Товстоногов сгущал краски. У него Чулимск казался угрюмым, пространство несло тревогу, сценический мирок обступала темнота. Напряженность событий придавала спектаклю черты «психологического детектива» (М. Седых). Андреев же избегал смысловых подчеркиваний. Интонация его «Чулимска» была другой — как будто объективно-спокойной. Сам город возникал перед зрителем в «привлекательной обыденности и в суете, неторопливой провинциальной суете», люди сходились и расходились «как бы случайно» (Т. Чеботаревская).
Товстоногов назвал пьесу «концертом для скрипки с оркестром», где скрипка — персонаж Шаманов. Но опыт постановок показывает, что возможна разная расстановка сил. Вообще, первоначальное название — «Валентина». Так и назывался фильм Глеба Панфилова (1981), где действие стягивалось, впрочем, не к заглавной героине, а к Анне Васильевне Хороших — Инне Чуриковой, игравшей, по мнению Е. Гушанской, «скорее демиурга этого мира, чем крикливую буфетчицу-распустеху». В андреевской постановке особо выделялись Шаманов — Станислав Любшин и Валентина — Татьяна Шумова (в телеверсии — Татьяна Щукина). Судя по описаниям рецензентов, они — каждый по-своему — несли щемящую вампиловскую интонацию, раздвигая «реалистические» границы спектакля и поэтизируя его.
Конечно, крайне трудно говорить о «Чулимске» спустя десятилетия, если сущность этого спектакля отражалась не во внешнем рисунке, мизансценах и сценографии, но — в интонации, атмосфере и тонкости актерских работ. Прикоснуться к спектаклю позволяет его телеверсия (1975), которая и сегодня смотрится с огромным интересом. И может, предварить просмотр следует мнением критика (мнением очень личным), в память которого андреевский «Чулимск» врезался как один из лучших вампиловских спектаклей («а может быть, и самый лучший»). Римма Кречетова в 2000 году писала, что эта постановка, конечно, терялась в потоке сильнейших впечатлений тех лет. Спектакль, действительно, казался традиционным. «Его энергетика была без демонстративных новаторских выходок. История Валентины и Шаманова рассказывалась со спокойным достоинством, среди бытовых обстоятельств, но с такой внутренней убежденностью, такой верой в ее почти притчевую ясность и силу, что до сих пор при воспоминании об этом спектакле по спине у меня бежит холодок». А когда Валентина в финале вновь восстанавливала палисадник, было в ее движениях «что-то выходящее за пределы конкретной ситуации. Вроде бы бытовой, житейски подробный спектакль вдруг приобрел высоту и холодящее кровь спокойствие эпоса».
