Мир через искусство. Игорь Грабарь. Неприбранный стол.

Картина открывает новый, сезаннистский период в творчестве Грабаря. Элементы хаоса художник подчиняет логически выстроенной композиции, противопоставленной натуре. В этой натюрмортной постановке художник обобщает поиски в области мотива накрытого стола в Дугино. Художник переносит натюрмортную постановку из пленэрной среды в интерьер, о чем свидетельствует фон — обои с крупным рисунком. Хотя манера наложения мазков осязаемым рельефом сохраняется, но разложение цвета становится более умеренным, цветные рефлексы остаются только в тенях. Об изучении системы Сезанна, творчеством которого Грабарь увлекается одним из первых среди русских художников (в 1907 году Иван Морозов приобрел сезанновский «Натюрморт с драпировкой»), свидетельствует опрокинутая на зрителя плоскость стола, что сразу создает эффект противопоставления изображения пространству зрителя. Предметы расположены по принципу вращения вокруг центра, что выявляет жесткую композиционную конструкцию, не дающую им и скатерти соскользнуть с поверхности стола. Грабарь поляризует цвет на резкие контрасты теплых и холодных цветов, превращая яблоки в пылающие сгустки. Продолжая восходящую линию ваз с фруктами, Грабарь помещает горшок с бело-голубой цинерарией, написанной темперой, — акцент, который завершает всю композицию. В этой искусственно срежиссированной постановке оказывается множество участников, включая кресло, втянутое в поле композиции. В то же самое время зрительно-осязательное обаяние предметного мира не отпускает художника до конца, и он все же стремится «передать контраст шероховатой скатерти, блестящей посуды и матовых нежных цветов при помощи соответствующей каждому предмету фактуры и характера окраски». Рождается эксцентро-концентрическое пространство, где межпредметные связи и оси, соединяющие изображение с глазом зрителя, предельно напряжены. Вслед за Сезанном Грабарь движется в направлении пересоздания предметного мира из единого драгоценного живописного вещества, что логически приводит его к изменению классической философии натюрморта. Этот жанр, традиционно погружавший в размышления о хрупкости материального мира, теперь становится обоснованием нетленных законов творчества, торжествующих над энтропией.