Эдуард Асадов
Петровна
I
Вьюга метет неровно,
Бьет снегом в глаза и рот,
И хочет она Петровну
С обрыва швырнуть на лед.
Бьет снегом в глаза и рот,
И хочет она Петровну
С обрыва швырнуть на лед.
А та, лишь чуть-чуть сутулясь
И щеки закрыв платком,
Шагает, упрямо щурясь,
За рослым проводником.
И щеки закрыв платком,
Шагает, упрямо щурясь,
За рослым проводником.
Порой он басит нескладно:
— Прости уж… что так вот… в ночь.,
Она улыбается: — Ладно!
Кто будет-то, сын иль дочь?
— Прости уж… что так вот… в ночь.,
Она улыбается: — Ладно!
Кто будет-то, сын иль дочь?
А утром придет обратно
И скажет хозяйке: — Ну,
Пацан! Да такой занятный,
Почти шестьдесят в длину.
И скажет хозяйке: — Ну,
Пацан! Да такой занятный,
Почти шестьдесят в длину.
Поест и, не кончив слова,
Устало сомкнет глаза…
И кажется, что готова
До завтра проспать! Но снова
Под окнами голоса…
Устало сомкнет глаза…
И кажется, что готова
До завтра проспать! Но снова
Под окнами голоса…
Охотник ли смят медведем,
Рыбак ли попал в беду,
Болезнь ли подкралась к детям:
— Петровна, родная, едем!
— Сейчас я… Иду, иду!..
Рыбак ли попал в беду,
Болезнь ли подкралась к детям:
— Петровна, родная, едем!
— Сейчас я… Иду, иду!..
«Петровнушкой» да «Петровной»
Не месяц, не первый год
Застенчиво и любовно
Зовет ее тут народ.
Не месяц, не первый год
Застенчиво и любовно
Зовет ее тут народ.
Хоть, надо сказать, Петровне
Нету и сорока,
Ей даже не тридцать ровно,
Ей двадцать седьмой пока!
Нету и сорока,
Ей даже не тридцать ровно,
Ей двадцать седьмой пока!
В решительную минуту
Нервы не подвели,
Когда раздавали маршруты, —
Прямо из института
Шагнула на край земли.
Нервы не подвели,
Когда раздавали маршруты, —
Прямо из института
Шагнула на край земли.
А было несладко? Было!
Да так, что раз поутру
Поплакала и решила:
— Не выдержу, удеру!
Да так, что раз поутру
Поплакала и решила:
— Не выдержу, удеру!
А через час от дома,
Забыв про хандру и страх,
Летела уже в санях
Сквозь посвист пурги к больному.
Забыв про хандру и страх,
Летела уже в санях
Сквозь посвист пурги к больному.
И все-таки было, было
Одно непростое «но».
Все горе в том, что любила
Преданно и давно.
Одно непростое «но».
Все горе в том, что любила
Преданно и давно.
И надо ж вот так, как дуре,
Жить с вечной мечтой в груди:
Он где-то в аспирантуре,
А ты не забудь и жди!..
Жить с вечной мечтой в груди:
Он где-то в аспирантуре,
А ты не забудь и жди!..
Но, видно, не ради смеха
Тот свет для нее светил.
Он все-таки к ней приехал.
Не выдержал и приехал!
Как видно, и сам любил!
Тот свет для нее светил.
Он все-таки к ней приехал.
Не выдержал и приехал!
Как видно, и сам любил!
Рассветы все лето плыли
Пожарами вдоль реки…
Они превосходно жили
И в селах людей лечили
В два сердца, в четыре руки.
Пожарами вдоль реки…
Они превосходно жили
И в селах людей лечили
В два сердца, в четыре руки.
Но дятел в свой маленький молот
Стучит уж: готовь закрома,
Тайга — это вам не город,
Скоро пурга и холод —
Северная зима.
Стучит уж: готовь закрома,
Тайга — это вам не город,
Скоро пурга и холод —
Северная зима.
И парень к осени словно
Чуточку заскучал,
Потом захандрил, безусловно,
Печально смотрел на Петровну,
Посвистывал и молчал.
Чуточку заскучал,
Потом захандрил, безусловно,
Печально смотрел на Петровну,
Посвистывал и молчал.
Полный дальних проектов,
Спорил с ней. Приводил
Сотни разных моментов,
Тысячи аргументов.
И все же смог, убедил.
Спорил с ней. Приводил
Сотни разных моментов,
Тысячи аргументов.
И все же смог, убедил.
Сосны слезой гудели,
Ныли тоской провода:
Что же ты, в самом деле?!
Куда ты, куда, куда?
Ныли тоской провода:
Что же ты, в самом деле?!
Куда ты, куда, куда?
А люди не причитали.
Красив, но суров их край.
Люди, они понимали:
Тайга — не столичный рай.
Красив, но суров их край.
Люди, они понимали:
Тайга — не столичный рай.
Они лишь стояли безмолвно
На холоде битый час,
Ты не гляди, Петровна,
Им только в глаза сейчас.
На холоде битый час,
Ты не гляди, Петровна,
Им только в глаза сейчас.
Они ведь не осуждают.
И, благодарны тебе,
Они тебя провожают
К новой твоей судьбе.
И, благодарны тебе,
Они тебя провожают
К новой твоей судьбе.
А грусть? Ну так ты ведь знаешь,
Тебе-то легко понять:
Когда душой прирастаешь,
Это непросто — рвать!
Тебе-то легко понять:
Когда душой прирастаешь,
Это непросто — рвать!
От дома и до машины
Сорок шагов всего.
Спеши же по тропке мимо,
Не глядя ни на кого.
Сорок шагов всего.
Спеши же по тропке мимо,
Не глядя ни на кого.
Чтоб вдруг не заныло сердце
И чтоб от прощальных слов
Не дрогнуть, не разреветься!
— Ты скоро ли? Я готов!
И чтоб от прощальных слов
Не дрогнуть, не разреветься!
— Ты скоро ли? Я готов!
Ну вот они все у хаты,
Сколько же их пришло:
Охотники и ребята,
Косцы, трактористы, девчата,
Да тут не одно село!
Сколько же их пришло:
Охотники и ребята,
Косцы, трактористы, девчата,
Да тут не одно село!
Как труден шаг на крыльцо…
В горле сушь, как от жажды.
Ведь каждого, каждого, каждого
Не просто знала в лицо!
В горле сушь, как от жажды.
Ведь каждого, каждого, каждого
Не просто знала в лицо!
Помнишь, как восемь суток
Сидела возле Степана.
Взгляд по-бредовому жуток,
Предплечье — сплошная рана.
Сидела возле Степана.
Взгляд по-бредовому жуток,
Предплечье — сплошная рана.
Поднял в тайге медведя.
Сепсис. Синеет рука…
В город везти — не доедет.
А рана в два кулака…
Сепсис. Синеет рука…
В город везти — не доедет.
А рана в два кулака…
Как только не спасовала? —
Сама бы сказать не смогла.
Но только взялась. Сшивала,
Колола и бинтовала,
И ведь не сдалась. Спасла!
Сама бы сказать не смогла.
Но только взялась. Сшивала,
Колола и бинтовала,
И ведь не сдалась. Спасла!
После профессор долго
Крутил его и вздыхал.
— Ну, милая комсомолка,
Просто не ожидал!
Крутил его и вздыхал.
— Ну, милая комсомолка,
Просто не ожидал!
Помнишь доярку Зину,
Тяжкий ее плеврит?
Вон она у рябины,
Плачет сейчас и молчит.
Тяжкий ее плеврит?
Вон она у рябины,
Плачет сейчас и молчит.
А комбайнер Серега?
Рука в барабане… Шок…
Ты с ним провозилась много.
Но жив! И работать смог!
Рука в барабане… Шок…
Ты с ним провозилась много.
Но жив! И работать смог!
А дети? Ну разве мало
За них довелось страдать?
Этих ты принимала,
Других от хвороб спасала,
И всем как вторая мать!
За них довелось страдать?
Этих ты принимала,
Других от хвороб спасала,
И всем как вторая мать!
Глаза тоскуют безмолвно…
Фразы: — Счастливый путь!..
Аннушка! Анна Петровна!
Будь счастлива! Не забудь!
Фразы: — Счастливый путь!..
Аннушка! Анна Петровна!
Будь счастлива! Не забудь!
Сорок шагов к машине…
Сорок шагов всего!
А сердце горит и стынет,
Бьется, как вихрь в лощине,
И не сдержать его!
Сорок шагов всего!
А сердце горит и стынет,
Бьется, как вихрь в лощине,
И не сдержать его!
Сорок всего-то ровно…
И город в огнях впереди…
Ну что же ты встала, Петровна?
Иди же, скорей иди!
И город в огнях впереди…
Ну что же ты встала, Петровна?
Иди же, скорей иди!
Дорожный билет в кармане
Жжет, словно уголь, грудь.
Все как в сплошном тумане…
Ни двинуться, ни шагнуть.
Жжет, словно уголь, грудь.
Все как в сплошном тумане…
Ни двинуться, ни шагнуть.
И, будто нарочно, Ленка —
Дочь Зины, смешной попугай,
Вдруг, побелев как стенка,
Прижалась с плачем к коленкам:
«Не надо! Не уезжай!»
Дочь Зины, смешной попугай,
Вдруг, побелев как стенка,
Прижалась с плачем к коленкам:
«Не надо! Не уезжай!»
Петровна, еще немного…
Он у машины. Ждет…
Совсем немного вперед,
И вдаль полетит дорога!
Он у машины. Ждет…
Совсем немного вперед,
И вдаль полетит дорога!
«Бегу, как от злой напасти,
От жизни. Куда, зачем?
А может, вот это и счастье —
Быть близкой и нужной всем?!
От жизни. Куда, зачем?
А может, вот это и счастье —
Быть близкой и нужной всем?!
Так что же, выходит, мало.
От лучших друзей бегу!»
Вдруг села на тюк устало
И глухо-глухо сказала:
— Не еду я… не могу!..
От лучших друзей бегу!»
Вдруг села на тюк устало
И глухо-глухо сказала:
— Не еду я… не могу!..
Не еду, не уезжаю! —
И, подавляя дрожь,
Шагнула к нему: — Я знаю,
Ты добрый, ты все поймешь!
И, подавляя дрожь,
Шагнула к нему: — Я знаю,
Ты добрый, ты все поймешь!
Прости меня… Не упрямься…
Прошу… Ну, почти молю!
При всех вот прошу: останься!
Я очень тебя люблю!
Прошу… Ну, почти молю!
При всех вот прошу: останься!
Я очень тебя люблю!
И будто прорвало реку:
Разом во весь свой пыл
К приезжему человеку
Кинулись все, кто был.
Разом во весь свой пыл
К приезжему человеку
Кинулись все, кто был.
Заговорили хором —
Грусть как рукой смело, —
Каким будет очень скоро
Вот это у них село.
Грусть как рукой смело, —
Каким будет очень скоро
Вот это у них село.
Какая будет больница
И сколько новых домов,
Телецентр подключится,
А воздух? Такой в столице
Не купишь за будь здоров!
И сколько новых домов,
Телецентр подключится,
А воздух? Такой в столице
Не купишь за будь здоров!
Тот даже заколебался:
— Ой, хитрые вы, друзья! —
Хмурился, улыбался
И вроде почти остался.
Но после вздохнул: — Нельзя!.
— Ой, хитрые вы, друзья! —
Хмурился, улыбался
И вроде почти остался.
Но после вздохнул: — Нельзя!.
И тихо Петровне: — Слушай,
Так не решают вопрос.
Очнись. Не мотай мне душу!
Ведь ты это не всерьез?!
Так не решают вопрос.
Очнись. Не мотай мне душу!
Ведь ты это не всерьез?!
Романтика. Понимаю…
Я тоже не вобла. Но
Все это… я не знаю,
Даже и не смешно!
Я тоже не вобла. Но
Все это… я не знаю,
Даже и не смешно!
И там, там ведь тоже дело.—
И взглядом ищет ответ.
Петровна, белее мела,
Прямо в глаза посмотрела:
— Нет! — И еще раз: — Нет!..
И взглядом ищет ответ.
Петровна, белее мела,
Прямо в глаза посмотрела:
— Нет! — И еще раз: — Нет!..
Он тоже взглянул в упор
И тоже жестко и хмуро:
— Хорошая ты, но дура…
И кончили разговор!
И тоже жестко и хмуро:
— Хорошая ты, но дура…
И кончили разговор!
Как же ты устояла?
И как поборола печаль?..
Машина давно умчала,
А ты все стояла, стояла,
Глядя куда-то вдаль…
И как поборола печаль?..
Машина давно умчала,
А ты все стояла, стояла,
Глядя куда-то вдаль…
Потом повернулась: — Будет! -
Смахнула слезинки с глаз
И улыбнулась людям:
— Ну, здравствуйте еще раз!
Смахнула слезинки с глаз
И улыбнулась людям:
— Ну, здравствуйте еще раз!
Забыть ли тебе, Петровна,
Глаза, что тебя любя
(В чем виноваты словно),
Радостно и смущенно
Смотревшие на тебя?!
Глаза, что тебя любя
(В чем виноваты словно),
Радостно и смущенно
Смотревшие на тебя?!
Все вдруг зашумели вновь:
— Постой-ка, ну как же? Как ты?
Выходит, что из-за нас ты
Сломала свою любовь?!
— Постой-ка, ну как же? Как ты?
Выходит, что из-за нас ты
Сломала свою любовь?!
— Не бойтесь. Мне не в чем каяться.
Это не ложный след.
Любовь же так не ломается.
Она или есть, или нет!
Это не ложный след.
Любовь же так не ломается.
Она или есть, или нет!
В глазах ни тоски, ни смеха.
Лишь сердце щемит в груди:
«У-ехал, у-ехал, у-ехал…
И что еще впереди?!»
Лишь сердце щемит в груди:
«У-ехал, у-ехал, у-ехал…
И что еще впереди?!»
Что будет? А то и будет!
Твердо к дому пошла.
Но люди… Ведь что за люди!
Сколько же в них тепла…
Твердо к дому пошла.
Но люди… Ведь что за люди!
Сколько же в них тепла…
В знак ласки и уваженья
Они у ее крыльца,
Застывшую от волненья,
Растрогали до конца,
Они у ее крыльца,
Застывшую от волненья,
Растрогали до конца,
Когда, от смущенья бурый,
Лесник — седой человек —
Большую медвежью шкуру
Рывком постелил на снег.
Лесник — седой человек —
Большую медвежью шкуру
Рывком постелил на снег.
Жар в щеки! А сердце словно
Сразу зашлось в груди!..
Шкуру расправил ровно:
— Спасибо за все, Петровна,
Шагни вот теперь… Входи!
Сразу зашлось в груди!..
Шкуру расправил ровно:
— Спасибо за все, Петровна,
Шагни вот теперь… Входи!
Слов уже не осталось…
Взглянула на миг кругом,
Шагнула, вбежала в дом
И в первый раз разрыдалась…
Взглянула на миг кругом,
Шагнула, вбежала в дом
И в первый раз разрыдалась…
II
На улице так темно,
Что в метре не видно зданья.
Только пришла с собранья,
А на столе — письмо!
Что в метре не видно зданья.
Только пришла с собранья,
А на столе — письмо!
Вот оно! Первый аист!
С чем только ты заглянул?
Села, не раздеваясь,
Скинув платок на стул.
С чем только ты заглянул?
Села, не раздеваясь,
Скинув платок на стул.
Кто он — этот листочек:
Белый иль черный флаг?
Прыгают нитки строчек…
Что ты? Нельзя же так!
Белый иль черный флаг?
Прыгают нитки строчек…
Что ты? Нельзя же так!
«…У вас там еще морозы,
А здесь уже тает снег.
Все в почках стоят березы
В парках и возле рек.
А здесь уже тает снег.
Все в почках стоят березы
В парках и возле рек.
У нас было все, Анюта,
Дни радости и тоски,
Мне кажется почему-то,
Что оба мы чудаки…
Дни радости и тоски,
Мне кажется почему-то,
Что оба мы чудаки…
Нет, ты виновата тоже:
Решила, и все. Конец!
Нельзя же вот так. А все же
В чем-то ты молодец!
Решила, и все. Конец!
Нельзя же вот так. А все же
В чем-то ты молодец!
В тебе есть какая-то сила.
И хоть я далек от драм,
Но в чем-то ты победила,
А в чем — не пойму и сам.
И хоть я далек от драм,
Но в чем-то ты победила,
А в чем — не пойму и сам.
Скажу: мне не слишком нравится
Жить так вот, себя закопав.
Что-то во мне ломается,
А что-то кричит: «Ты прав!»
Жить так вот, себя закопав.
Что-то во мне ломается,
А что-то кричит: «Ты прав!»
Я там же. Веду заочный.
Поздравь меня — кандидат!
Эх, как же я был бы рад…
Да нет, ты сидишь там прочно!
Поздравь меня — кандидат!
Эх, как же я был бы рад…
Да нет, ты сидишь там прочно!
Скажу еще ко всему,
Что просто безбожно скучаю,
Но как поступить, не знаю
И мучаюсь потому…»
Что просто безбожно скучаю,
Но как поступить, не знаю
И мучаюсь потому…»
III
Белым костром метели
Все скрыло и замело,
Сосны платки надели,
В платьицах белых ели,
Все что ни есть — бело!
Все скрыло и замело,
Сосны платки надели,
В платьицах белых ели,
Все что ни есть — бело!
К ночи мороз крепчает,
Лыжи как жесть звенят,
Ветер слезу выжимает
И шубку, беля, крахмалит,
Словно врачебный халат.
Лыжи как жесть звенят,
Ветер слезу выжимает
И шубку, беля, крахмалит,
Словно врачебный халат.
Ночь пала почти мгновенно,
Синею стала ель,
Синими — кедров стены,
Кругом голубые тени
И голубая метель…
Синею стала ель,
Синими — кедров стены,
Кругом голубые тени
И голубая метель…
Крепчает пурга и в злобе
Кричит ей:. «Остановись!
Покуда цела — вернись,
Не то застужу в сугробе!»
Кричит ей:. «Остановись!
Покуда цела — вернись,
Не то застужу в сугробе!»
Э, что там пурга-старуха!
И время ли спорить с ней?!
Сердце стучится глухо:
«Петровна, скорей, скорей!»
И время ли спорить с ней?!
Сердце стучится глухо:
«Петровна, скорей, скорей!»
Лед на реке еще тонок,
Пускай! Все равно — на лед!
На прииске ждет ребенок,
Он болен. Он очень ждет!
Пускай! Все равно — на лед!
На прииске ждет ребенок,
Он болен. Он очень ждет!
Романтика? Подвиг? Бросьте!
Фразы — сплошной пустяк!
Здесь так рассуждают гости,
А те, кто живут, — не так.
Фразы — сплошной пустяк!
Здесь так рассуждают гости,
А те, кто живут, — не так.
Здесь трудность не ради шуток,
Не веришь, так убедись.
Романтика — не поступок,
Романтика — это жизнь!
Не веришь, так убедись.
Романтика — не поступок,
Романтика — это жизнь!
Бороться, успеть, дойти
И все одолеть напасти
(Без всякой фразы, учти),
Чтоб жизнь человеку спасти, —
Великое это счастье!
И все одолеть напасти
(Без всякой фразы, учти),
Чтоб жизнь человеку спасти, —
Великое это счастье!
IV
Месяц седую бороду
Выгнул в ночи, как мост,
Звезды висят над городом,
Тысячи ярких звезд…
Выгнул в ночи, как мост,
Звезды висят над городом,
Тысячи ярких звезд…
Сосульки падают в лужицы,
Город уснул. Темно.
Ветер кружится, кружится,
Ветер стучит в окно.
Город уснул. Темно.
Ветер кружится, кружится,
Ветер стучит в окно.
Туда, где за шторой тихою
Один человек не спит,
Молча сидит за книгою
И сигаретой дымит.
Один человек не спит,
Молча сидит за книгою
И сигаретой дымит.
К окошку шагнул. Откинул
Зеленую канитель.
Как клавиши ледяные,
Позванивает капель.
Зеленую канитель.
Как клавиши ледяные,
Позванивает капель.
Ветер поет и кружит,
Сначала едва-едва,
Потом, все преграды руша,
Гудит будто прямо в душу,
А в ветре звучат слова:
Сначала едва-едва,
Потом, все преграды руша,
Гудит будто прямо в душу,
А в ветре звучат слова:
Трудно тебе и сложно…
Я к вешним твоим ночам
Примчал из глуши таежной,
Откуда — ты знаешь сам.
Я к вешним твоим ночам
Примчал из глуши таежной,
Откуда — ты знаешь сам.
Да что говорить откуда!
Ты понял небось и так.
Хочешь увидеть чудо?
Смотри же во тьму, чудак!
Ты понял небось и так.
Хочешь увидеть чудо?
Смотри же во тьму, чудак!
Видишь, дома исчезают,
Скрываются фонари,
Они растворяются, тают…
Ты дальше, вперед смотри…
Скрываются фонари,
Они растворяются, тают…
Ты дальше, вперед смотри…
Видишь: тайга в метели
Плывет из белесой тьмы,
Тут нет никакой капели,
Здесь полная власть зимы.
Плывет из белесой тьмы,
Тут нет никакой капели,
Здесь полная власть зимы.
Крутятся вихри юрко…
А вот… в карусельной мгле
Крохотная фигурка
Движется по земле.
А вот… в карусельной мгле
Крохотная фигурка
Движется по земле.
Без всякой лыжни, сквозь ели,
Сквозь режущий колкий снег
Она под шабаш метели
Упрямо движется к цели:
Туда, где в беде человек!
Сквозь режущий колкий снег
Она под шабаш метели
Упрямо движется к цели:
Туда, где в беде человек!
Сквозь полночь и холод жгучий,
Сквозь мглистый гудящий вал
Сощурься., взгляни получше!
Узнал ты ее? Узнал?
Сквозь мглистый гудящий вал
Сощурься., взгляни получше!
Узнал ты ее? Узнал?
Узнал ты ее такую,
Какую видел не раз:
Добрую, озорную
И вовсе ничуть не стальную,
С мягкою синью глаз…
Какую видел не раз:
Добрую, озорную
И вовсе ничуть не стальную,
С мягкою синью глаз…
Веки зажмурь и строго,
Какая б ни шла борьба,
Скажи, помолчав немного,
Это ли не дорога?
И это ли не судьба?
Какая б ни шла борьба,
Скажи, помолчав немного,
Это ли не дорога?
И это ли не судьба?
Сейчас вам обоим больно.
И может, пора сказать,
Что думать уже довольно,
Что время уже решать?!
И может, пора сказать,
Что думать уже довольно,
Что время уже решать?!
Снова город за стеклами.
В город идет апрель,
Снова пальцами звонкими
По клавишам бьет капель…
В город идет апрель,
Снова пальцами звонкими
По клавишам бьет капель…
Нелепых сомнений ноша
Тебе ли, чудак, идет?
Вернись к ней с последней порошей,
Вернись, если ты хороший!
Она тебя очень ждет…
Тебе ли, чудак, идет?
Вернись к ней с последней порошей,
Вернись, если ты хороший!
Она тебя очень ждет…
Следующий стихЧерубина де Габриак – Портрет графини Толстой
Предыдущий стихАлександр Башлачев – Вишня