Спокойте грудь мою часы сей темной ночи,
Не лѣйте больше слезъ мои печальны очи:
Отдвигни грусти прочь, уйми мой тяжкій стонъ,
Отрада страждущихъ о ты дражайшій сонъ!
Безмѣрна страсть моя, тоска моя безмѣрна;
Ково я толь люблю, та стала мнѣ невѣрна.
Отъ Дористеи ли льзя было ждать измѣнъ,
Вѣщалъ такъ нѣкогда на ложѣ Осягенъ:
Всякъ ею день тоска моя усугублялась,
Когда со пастухомъ другимъ она слюблялась:
И ввергла на конецъ во ровъ меня она,
Унывна кажется мнѣ вся сія страна:
Стѣня мнѣ кажется струи въ потоки плещутъ,
И солнечны лучи темняе нынѣ блещутъ:
Не весело поютъ и птички въ сихъ кустахъ:
Премѣнно стало все въ плачевныхъ сихъ мѣстахъ:
Свою алькмена здѣсь являя гнусну службу,
Старалась утвердить въ любви порочной дружбу,
Ты щастливъ Тимократъ… Ты щастливъ; будь любимъ.
Владѣй во щастіи сокровищемъ моимъ.
Какое зрѣлище теперь воображаю!
Я самъ себя, я самъ сей мыслью поражаю:
Во сердцѣ трепѣтъ, шумъ во тяжкой головѣ;
Любезну мыслью зрю на мягкой съ нимъ травѣ.
Съ чужихъ пришедъ луговъ пастушку онъ цѣлуетъ:
Она ево какъ онъ со нѣжностью милуеть:
И всѣ приятности имѣлъ которы я,
Являетъ ужъ не мнѣ любовница моя:
Не мой уже восторгъ въ восторгъ ее приводитъ,
И сладости уже съ другимъ она находить:
Уже со грядъ моихъ не я снимаю плодъ,
И съ нивъ моихъ не я сожну въ сей тучныи годъ;
Ево, саженна мной клубника насышаетъ,
Ево, а не меня пастушка восхищаетъ,
Не возвратятся дни протедшія весны:
Прошла ея любовь: проходятъ тако сны.
Прошли минуты тѣ, мы въ кои цѣловались,
А съ ними и мои утѣхи миновались.
Скошенная трава уже не возрастетъ,
Увянувшій цвѣтокъ во вѣкъ не расцвѣтетъ.
О Дористея! Ты мя крѣпко поражаешь,
Твердивъ: ты горлицѣ въ любови подражаешь;
Но горлица въ любви любовнику не льститъ,
И отъ нево она съ другимь не отлетить:
Не будетъ никогда другова лобызати:
А ты ужъ не меня стремишься осязати,
Забывь, колико мнѣ пастушка ты мила,
То помня чья теперь, не помня чья была;
Довольствуйся своей довольствуйся Исмѣной.
И се увидѣлъ онъ любезну со Алькменой,
И съ Тимократомъ тутъ: увидѣлъ, онѣмѣлъ:
Не громь ли надо мной, онъ мыслитъ, возгремѣлъ:
И живъ ли я еще! Я живъ и ето вижу!
Я паче смерти жизнь такую ненавижу.
Не мучься, вѣдай ты, что етотъ Тимократъ,
Пастушкѣ сей женихъ, а Дористеѣ братъ.
Я ихъ сосватала, а онъ боясь отказа,
Чтобь не было о немь къ стыду ево расказа,
Что онъ пришедъ на нашъ прекрасный етотъ долъ,
Сорвати розу мня лишъ руку укололь:
Таился и тебя ко ревности подвигнулъ,
Доколѣ своево желанья не достигнулъ.
Меня въ полуночи лучъ солнца осіялъ,
Отхлынуль отъ меня меня топившій валъ,
Болото вязкое въ минуту осушилось,
И сердче горестей въ минуту всѣхъ лишилось.
Бесѣдовавъ пастухъ и проводивъ гостей,
Остался въ шалашѣ съ возлюбленной своей:
А онъ горячности пастушки возбуждаетъ:
Пастушка пастуха взаимно услаждаетъ.