При токахъ быстрыхъ водъ была долина красна.
Рамира слышу я тамъ жалобу нещасна,
Но веселюся я пріятнѣйшей страной;
О рощи, о луга, восплачите со мной!
Восплачите со мной источники и рѣки!
Но буду я любимъ Исменою во вѣки.
Мнѣ больше ни чево на свѣтѣ семъ не жаль,
Тверди мой, ехо, стонъ и злу мою печаль!
Исмена гдѣ пасу, ужъ тѣхъ луговъ не видитъ!
Дарю подарки ей, подарки ненавидитъ.
Намнясь изъ рукъ моихъ она цвѣты взяла,
Однако изъ цвѣтовъ вѣнка не соплела:
Цвѣты увяли такъ для пущой мнѣ угрозы:
Тюлпаны, лиліи, ясмины, красны розы:
Увяла съ ними вдругъ надежда вся моя:
Не ѣмъ, не пью, не сплю, тоскую только я.
Какъ нимфы Фебову предвѣстницу встрѣчаютъ,
И овцы голосу свирѣлей отвѣчаютъ;
Товарищи мои ликуютъ во стадахъ,
Какъ вѣтры свѣжія на ключевыхъ водахъ:
А я лежу въ одрѣ объятъ пастушьимъ домомъ,
Какъ будто дерево поверженное громомъ:
Шалашъ мой видитъ то, что я всю ночь не сплю,
И что различныя мученія терплю:
А въ тѣ часы, когда другія всѣ не сонны,
Мои тяжелыя ко сну лишъ мысли склонны,
Колико въ шалашѣ ни тщуся отдохнуть.
Приду подъ тѣнь дровосъ, хочу глаза сомкнуть
Но сонъ меня и тамъ отъ мукъ не избавляетъ
Бѣжитъ, и во слезахъ подъ тѣнью оставляетъ.
Когда бъ ты грудь мою проникнути могла;
Когдабъ узнала ты, какъ ты меня зажгла,
Исмена, ты бъ о мнѣ конечно поболѣла;
И о любовникѣ нещастномъ сожалѣла!
Не хочешь ты внимать сихъ жалостныхъ рѣчей,
Отъ плачущихъ моихъ скрываешься очей.
Гдѣ я, тамъ нѣтъ тебя: къ тебѣ прийти рабѣю:
Хочу сказать люблю, и молвить не умѣю.
Или разрушити тобою мнѣ животъ,
Чтобъ жаръ любви потухъ на днѣ сихъ хладныхъ водъ?
Когда коснешься ты Исмена сей дороги,
И станешь омывать на сихъ потокахъ ноги,
Воспомни, что тобой злой рокъ меня унесъ,
Смѣшай съ струями ихъ хотя немного слезъ.
Начни быть жалостью хоть поздно побужденна;
Коль ты не тиграми ирканскими рожденна,
И естьли какъ они ты зла не такова!
Исмена межъ кустовъ внимала тѣ слова,
И мня: почто ему въ пустынѣ лицемѣрить?
Что любитъ онъ меня, конечно должно вѣрить.
Не сѣтуй, говоритъ, ты здравіе губя:
Коль любишь ты меня, такъ я люблю тебя.
Я для ради тово съ тобой, мой свѣтъ, чужалась,
Что я притворности въ жару твоемъ пужалась.
Не часто ли любви лишъ только во устахъ:
И столько же цвѣтутъ какъ розы на кустахъ?
Поутру видимы прекрасны были розы:
А къ вечеру одни останутся лишъ лозы.
Клянется ей пастухъ; но клятвы пастуха
Къ чему уже, когда пастушка не лиха?
Тому, что сѣяно, часы приходятъ жатвъ….
Исмена говоритъ: оставь ты лишни клятвы,
Не клятвамъ вѣрю я, но жалобѣ твоей,
И для свидѣтельства, еще пустынѣ сей,
Котора на меня твои внимала пѣни.
Передъ Исменой ставъ любовникъ на колѣни,
Со всей горячностью и нѣжностью любя,
На вѣки въ радости вручаетъ ей себя.
Въ сладчайшемъ чувствіи минуты пролетаютъ,
Играютъ мысли ихъ, сердца и кровь ихъ таютъ,
Уже къ союзу ихъ темнѣютъ небеса,
И солнце нисходя садится за лѣса:
Сплетены вѣтьви древъ лужайку ону кроють,
Которыя брега журчащи воды моютъ,
Гдѣ вѣтры тихія имъ дуютъ во власы,
И прохлаждаютъ ихъ вѣчернія часы.
Любовники тогда имѣя мысли плѣнны,
Отъ шума деревень въ пустыняхъ удаленны:
И удалясь еще и отъ стрегомыхъ стадъ,
Ко исполнонію въ желаніи отрадъ,
Ко увѣнчанію веселія приходятъ,
И беспрепятственно что надобно находятъ:
И не завидуютъ на свѣтѣ ни чему,
Предпочитая то сокровище всему.
Цѣлуясь говорятъ сто кратъ: люблю не ложно.
Въ послѣдокъ — етова изобразить не можно.
Что началъ Купидонъ, то Гименъ окончалъ
И жаръ ихъ, радостнымъ восторгомъ увѣнчаль.