Темнѣють небеса, спустилось солнце въ воды,
Въ стадахъ не премѣнивъ приятныя погоды:
Приходитъ на луга, на паство сладкій сонъ:
А Юлія грустить, грустить и Алькмеонъ:
Онъ думаетъ, она ему невѣрна стала,
И что надежда вся пустымъ ево питала.
Оставилъ онъ шалашь и ходитъ на лугу:
Пришелъ во мглу древесъ стоящихъ на брегу.
Но кое зрѣлище увидѣлъ онъ во мракѣ!
Зрмтъ ту, о коея тогда онъ мыслитъ зракѣ.
Явмлся свѣтъ ему во мрачныхъ тѣхъ часахъ,
Какъ звѣзды въ ону ночь во тьмѣ на небесахъ.
Хотя во ревности онъ той же пребываетъ;
Однако ревность онъ на мигъ позабываетъ:
А вспомня говоритъ возлюбленной своей:
Ково невѣрная въ пустынѣ ждешь ты сей?
Рѣка не для меня брегъ етотъ орошаетъ;
Но сходбище съ тобой другому украшаетъ.
Меня любя ты мнѣ упорна все была:
Другому безъ упорствъ невинность отдала:
Въ препятствіи ты мнѣ забавъ не премѣнялась;
А за другимъ сама ты въ наглости гонялась:
Меня забыла ты, о немъ лишъ только мнишь
Напрасно, Алькмеонъ, ты Юлію винишь:
За всю мою любовь сіе ли мнѣ заплата,
Коль я передъ тобой ни въ чемъ не виновата?
Когда о блатѣ мнѣ кто скажетъ: ето лугъ,
Или что серьпъ коса, а борона то плугъ,
Ворона папугай, овца свирепа львица,
А Юлія еще по днесь еще дѣвица;
Могу ль повѣрить я? — ты вѣрь или не вѣрь;
Но чѣмъ родилась я, я таже и теперь.
За чѣмъ же ночью ты въ сіи мѣста приходишь:
Ково во густотѣ ты сихъ деревъ находишь?
Семь дней тебя не зрѣвъ искала я тебя,
Искавь по всякой день исканіе губя,
И видѣла тебя идуща къ сей пустынѣ:
Какъ прежде былъ ты милъ, такъ милъ ты мнѣ и нынѣ,
О чемъ же съ Тирсисомъ ты тайно говоришь,
Коль жаркою къ нему любовью не горишь?
Я сватаю ево съ большой своей сестрою,
И тайно гворя любовь чужую строю:
Клянуся стадомъ я, что ето я не лгу.
Обманамь таковымъ я вѣрить не могу,
Коль реяности меня ты столько научила:
Дѣвичество свое ты Тирсису вручила:
Не мною скошена здѣсь Юліи трава;
А мнѣ осталися одни твои слова:
Не мнѣ попалася въ потокѣ рыбка въ уду,
И съ нивы я твоей пшеницы жать не буду:
Не для меня саженьъпрекрасный былъ твой садъ,
Не мнѣ готовился твой сладкій виноградъ,
Не для меня цвѣли твои прекрасны розы;
А мнѣ осталися едины только лозы:
Клянися ты луной и солнечнымъ лучемъ:
Не можеть ты меня увѣрити ни чемъ,
Что, съ Тирсисомъ ты бывъ, ты мнѣ не измѣнила,
И сохраняемо по нынѣ ты хранила.
Въ сію минуту въ томъ увѣрю я тебя,
Тебѣ иль Тирсису вручаю я себя,
Когда отважности моей ты сталъ содѣтель:
А ты о рѣчка будь любви моей свидѣтелъ,
И винности моей чинимой передъ нимъ!
Исчезнутъ ревности, исчезнутъ такъ какъ дымъ,
Пастушка пастуха цѣлуетъ, обнимаетъ,
И къ сердцу своему цѣлуя прижимаетъ.
Отверзты всѣ пути ко щастію ево,
Во мракѣ, въ густотѣ, нѣтъ больше ни ково.
За ревность Юлія ревниваго тазала,
А дѣвка ли она, то дѣйствомъ доказала.