Павел Филонов

Павел Филонов родился в Москве. Родители около 1880 года переехали в город из Рязани вместе с тремя старшими детьми — Петром, Александрой и Екатериной и их бабушкой. В марте этого же года в семье родилась еще одна дочь, Мария. Отец Филонова происходил из крестьян и до 1880 года не имел фамилии: вероятно, ее присвоили уже при переезде. В Москве он работал извозчиком. Мать, как позже писал художник в автобиографии, «брала в стирку белье». В семье поддерживали творческие начинания детей. Старшие сестры хорошо танцевали и пели, а Павел Филонов рисовал. С четырех лет он пробовал изображать карандашом на бумаге все предметы, которые видел в доме.

В 1887 году отец Филонова скончался. Через два месяца после его смерти в семье родилась еще одна дочь, Евдокия. Мать осталась одна с шестью детьми и их бабушкой, которой к тому моменту было около 100 лет. Денег на жизнь не хватало. Пятилетний Павел Филонов научился у бабушки вышивать крестиком и украшал скатерти и полотенца на продажу. По выходным он вместе со старшими сестрами танцевал в Русском драматическом театре Федора Корша и театре народных представлений «Скоморох». За участие в массовке им платили небольшие гонорары.

Когда Филонову исполнилось 11 лет, он поступил в Каретнорядную приходскую школу. Будущий художник чаще всего делал домашние задания по ночам: днем ему нужно было помогать семье. В редкие свободные минуты он рисовал пейзажи. К этому времени относится самая ранняя из его сохранившихся работ — открытка «Московский дворик».

В 1894 году старшая сестра Павла Филонова, Александра, вышла замуж. Ее супругом стал Александр Гуэ — богатый инженер и владелец магазина электротоваров в Петербурге. Александра Филонова переехала с мужем в столицу и взяла на себя всю заботу о семье. Она сняла для родственников большую квартиру и регулярно посылала им деньги.

В 1896 году от чахотки умерли мать и старший брат Павла Филонова. Вскоре Александра Филонова-Гуэ забрала всех оставшихся родственников в Петербург. Сестра художника Евдокия Глебова вспоминала: «Отношение не только сестры, но и ее мужа к нам было на редкость хорошее <…> Мы жили в богатой буржуазной обстановке, перемена была очень резкая, и привыкали мы к ней с большим трудом. Особенно было трудно брату. Хотя он и остался у сестры, но бунтовал. Помню, как он не хотел спать на матраце, сбрасывал его на пол, спал без матраца — закалял себя».

Вскоре Александр Гуэ заинтересовался рисунками 14-летнего Филонова и устроил его в живописно-малярные мастерские, где обучали декораторов. Каждого ученика прикрепляли к определенному мастеру и объекту. Занятия продолжались 10–11 часов в день.

С 1898 года Павел Филонов посещал по вечерам рисовальные классы Общества поощрения художеств. Дома он осваивал разные техники и учился копировать работы других мастеров.

В мае 1901 года 18-летний Павел Филонов получил свидетельство маляра. В июне того же года он отправился в поселок Рамонь недалеко от Воронежа расписывать имение принцессы Евгении Ольденбургской. Директор живописно-малярных мастерских лично порекомендовал художника как одного из лучших выпускников.

В Рамони Филонов успевал рисовать и для себя. Он создал несколько натурных пейзажей карандашом и акварелью и впервые попробовал писать маслом. Так появилась картина «Восход солнца на реке, протекающей подле Рамони».

После возвращения в Петербург маляр съехал от сестры и снял комнату на Васильевском острове. Зарабатывал он росписями на заказ. Однако вскоре этого стало мало: Филонов мечтал быть профессиональным художником. Все свое свободное время он проводил в музее Александра III (сегодня — Русский музей), где для тренировки копировал картины известных мастеров, а в 1903 году решил поступать на живописное отделение Академии художеств. К экзамену Филонов подготовил портфолио: целый месяц трудился над рисунком гипсовых скульптур и портретом сторожа малярной мастерской — «первым портретом упорной долговременной работы», как писал в автобиографии. Однако вступительные испытания в Академию художник провалил. Помимо портфолио нужно было сдать экзамен: написать обнаженную натуру. Он никогда раньше этого не делал, и ему не хватило техники и знания анатомии.

Чтобы восполнить пробелы, в том же 1903 году Павел Филонов поступил в частную мастерскую живописца Льва Дмитриева-Кавказского. Академик был заядлым путешественником, поэтому его студенты сначала изучали экзотических животных и птиц, а только потом пробовали рисовать человека. Дмитриев-Кавказский требовал от работ детальности и точности пропорций.

Во время занятий Дмитриев-Кавказский часто рассказывал о путешествиях. Павел Филонов вдохновился его историями и тоже решил отправиться в поездку. В 1905 году он доплыл на лодке из Рыбинска в Казань. Следующим летом Филонов поехал в Иерусалим через Афон. Денег у художника было немного, поэтому по пути он брался за любую работу: рисовал этикетки для папирос и мыла, копировал иконы, писал портреты попутчиков. На пароходе недалеко от Константинополя художник встретил жертв еврейских погромов. Филонов вспоминал: «На палубе обратил внимание среди давки и тесноты на еврея, вроде бы не очень старого, но поседевшего, и девочку лет 7-8. Она лежала на мокрых, кажется, веревках. Филонов взял девочку и пересадил на сухое место <…> На это еврей ему грубо и резко ответил, что это его не касается. Спустя несколько часов <…> извинялся за грубость и говорил: «Вы меня простите, я из Кишинева, я насмотрелся ужасов, на меня был занесен топор, я не знаю, как я с дочкой спасся, я не могу видеть русского, мы едем в Иерусалим». Эта встреча вдохновила художника на создание картины «Поклонение волхвов». Он закончил это полотно только в 1912 году.

После путешествия Павел Филонов дважды безуспешно пробовал поступить в Академию Художеств. В 1908 году его наконец зачислили вольнослушателем с характеристикой «за исключительное знание анатомии». Его преподавателями стали художники Ян Ционглинский, Иван Творожников и Роберт Залеман. Филонов прилежно занимался: он перестал брать заказы, переехал для экономии в комнату поменьше и сосредоточился на учебе. Сокурсница художника Варвара Бубнова вспоминала: «Филонов был беден, но как будто не замечал этого. Однажды я была у него. Он жил на верхнем этаже старого доходного дома. В его крохотной комнате помещалась только кровать. Дверь выходила прямо на последнюю площадку «черной» лестницы. На ней стоял его стол — большой, кухонный».

На втором курсе Павел Филонов постепенно отошел от академизма. Художник начал экспериментировать с цветами: натурщики на холсте становились зелеными, а их руки, по выражению сокурсника Петра Бучкина, «поголубели как ручьи». Работы Филонова заинтересовали его сокурсника Вольдемара Матвейса, который организовал «Союз молодежи» — общество художников-экспериментаторов. В 1910 году кружок устроил выставку русского авангарда. В ней участвовал и Павел Филонов: его картины висели рядом с работами Михаила Ларионова, Натальи Гончаровой, Дмитрия Митрохина.

Преподаватели эксперименты Филонова не одобряли. А в 1910 году художника и вовсе исключили «за то, что своими работами развращал товарищей». Поводом стала проделка Филонова: в ночь перед выставкой с участием президента Академии Художеств он тайно раскрасил свою картину «Натурщик» в сине-лиловый цвет. Павел Филонов опротестовал свое исключение, но через несколько недель, когда его восстановили, «добровольно вышел» сам.

После ухода из академии Павел Филонов переехал в деревню Ваганово. Его сестра Евдокия Глебова вспоминала: «Почему он выбрал эту деревню — не знаю. Я была у него там. Жил он в небольшой темной избе, с маленьким окошком, с соответствующей обстановкой. Была осень — сыро, холодно… Как он мог там работать? В темноте, с керосиновой лампой?». Зимой 1910 года Филонов закончил картину «Головы». Ее представили на второй выставке «Союза молодежи» как «Картину без названия». Среди лиц он изобразил и себя в левом нижнем углу. Через семь месяцев было готово еще одно полотно — снова «Картина без названия». В 1912 году обе работы участвовали в московской выставке «Ослиный хвост», которую организовали авангардисты Михаил Ларионов и Наталья Гончарова. Творчество Филонова высоко оценили критики. Картину «Головы» за большую сумму приобрел коллекционер Левкий Жевержеев.

В 1912 году вышла статья Павла Филонова «Канон и закон», в которой художник выступил с резкой критикой кубизма и изложил свое видение искусства. Он утверждал, что кроме формы и цвета есть целый мир невидимых явлений и взаимодействий. Живописцу недостаточно изобразить только внешнее восприятие объекта — ему нужно выявить законы его развития, эволюции. Филонов писал: «Позволь вещи развиваться из частных, до последней степени развитых, тогда ты увидишь настоящее общее, какого не ожидал». По мнению художника, картина должна была развиваться из точки, как произрастающее зерно. В статье Филонов впервые ввел термин «аналитическое искусство».

В этом же году Павел Филонов отправился в путешествие по Италии и Франции. Он вспоминал: «Сам себе сделал «заграничную поездку», которую получали ученики-конкуренты, кончавшие академию, чтобы ознакомиться с западным искусством». Художник изучал фрески эпохи Возрождения, побывал в Лувре, где увлекся творчеством живописца Иеронима Босха.

В 1913 году Филонов вернулся в Россию и написал сразу несколько картин: «Ночь на Лиговке», «Россия после 1905», «Мужчина и женщина». В этом же году на «Выставке картин внепартийного Общества художников» вывесили большое полотно Филонова «Пир королей». Темные краски с красноватым свечением, костяные руки и пустые глазницы, люди-призраки на тронах и скрюченные фигура раба — современники восприняли работу как предзнаменование войны. Расположение фигур отсылало к «Тайной вечере» Леонардо да Винчи. Велимир Хлебников описывал эту работу: «…Пир трупов, пир мести. Мертвецы величаво и важно ели овощи, озаренные подобным лучу месяца бешенством скорби».

В декабре 1913 года Павел Филонов оформил декорации к трагедии Маяковского «Владимир Маяковский». Евдокия Глебова вспоминала: «Сестра Мария Николаевна и я помогали брату. Хорошо помню, как мы трудились над какой-то огромной слезой». Через несколько месяцев Филонов уже иллюстрировал поэтический сборник «Рыкающий Парнас», в который вошли стихи футуристов: Владимира Маяковского, Давида Бурлюка, Алексея Крученых, Велимира Хлебникова. Однако сразу же после выпуска тираж изъяли: цензура усмотрела в рисунках порнографию. В 1914 году художник попробовал себя в роли оформителя еще раз и создал иллюстрации к сборнику Хлебникова «Изборник».

В 1914 году Филонов выпустил манифест «Интимная мастерская живописцев и рисовальщиков «Сделанные картины» с лозунгом «Мировой расцвет». Художник писал от имени апостола, зовущего к новой вере: «Делайте картины и рисунки, равные нечеловеческим напряжениям воли, каменным храмам Юго-Востока, Запада и России, они решат вашу участь в день страшного суда искусства и знайте, день этот близок». Лето того же года художник провел у сестры на даче. Он закончил картину «Крестьянская семья» и даже начал писать стихи. Филонов торопился: в любой момент его могли мобилизовать на фронт, началась Первая мировая война. Весной 1915 года вышла книга живописца «Пропевень о проросли мировой» — с фольклорными историями на языке, который придумал он сам. До конца 1915 года Павел Филонов успел написать еще два полотна: «Германская война» и «Цветы мирового расцвета». Он работал маленькой кистью. Каждая точка, которую Филонов ставил на картине, символизировала атом. Живописец как будто создавал сложные организмы из частиц.

Осенью 1916 года Павла Филонова призвали на войну и отправили на румынский фронт. После революции солдаты избрали его председателем Военно-революционного комитета Отдельной Балтийской морской дивизии. Филонов вспоминал: «Я был на войне 1,5 года, и, к счастью, меня выбрали в комитет и этим спасли меня». В 1918 году художника направили в Петроград, чтобы передать знамена полков в революционный штаб. После этого Филонов на фронте больше не был. Он вернулся к живописи и через несколько месяцев закончил картину «Волы (Сцены из жизни дикарей)».

В 1919 году художник участвовал в «Первой государственной свободной выставке произведений искусства» в Зимнем дворце. Павел Филонов представил цикл «Ввод в мировой расцвет» из 22 работ разных лет: «Пир королей», «Коровницы», «Перерождение человека», «Ломовые», «Рабочие», «Две девочки» и многие другие. Большевики трактовали слово «расцвет» в названии как торжество революции. Нарком просвещения Анатолий Луначарский говорил: «Филонов — величайший мастер. Его трудно понять, но это не умаляет его величия, и в будущем он станет гордостью страны». Павел Филонов подарил государству два полотна: «Победитель города» и «Мать».

В 1921 году Филонов познакомился с Екатериной Серебряковой. Она была революционером: в 20 лет вступила в организацию «Народная воля», несколько лет жила в Англии, где печатала коммунистическую литературу. Серебрякова сразу сразу понравилась художнику. Они стали много общаться и вскоре поженились. Филонов писал: «Катя, сам не знаю почему, но во мне растет чувство радости, что мы сошлись на свете и сдружились так крепко. Ты не зазнавайся, смотри. Подумаешь, какая радость, жил парень один и вдруг свалился ему на плечи такой властитель дум, как ты».

В этот период Павел Филонов начал писать картины, посвященные революции. К 1922 году он закончил полотна «Формула петроградского пролетариата» и «Формула периода 1905–1921 годов». Важнее всего для художника было изобразить движение. Разрушительную силу революции он показывал через цветовые пятна, в которых растворялись фигуры людей и животных. В 1922 году он подарил оба полотна "петроградскому пролетариату" и передал в Русский музей.

В 1923 году художник опубликовал «Декларацию мирового расцвета» — теоретическую работу об аналитическом искусстве. Это была вторая редакция манифеста «Сделанные картины», где он подробнее объяснял главную идею: живописец должен отображать не только внешний вид предмета, но и все, что он знает о нем. Павел Филонов публично отстаивал свои художественные принципы: выступал с докладами на конференциях, читал лекции о «системе мирового расцвета». Постепенно вокруг него сложился круг тех, кто разделял его идеи. У художника возникла своя школа — «Коллектив мастеров аналитического искусства». Начинающим живописцам он советовал: «Непременно начни писать дневник по искусству. Эта работа над дневником научит тебя самокритике, самодисциплине и выдержке <…> пиши коротко, без прикрас, без хвастовства. Напишешь — перечитай и исправь, сделай толково». В 1925 году Филонов с учениками получил мастерскую в Академии художеств, однако от должности профессора отказался.

В 1927 году художники «Коллектива аналитического искусства» оформили интерьеры Дома печати, нарисовали декорации к спектаклю режиссера Игоря Терентьева «Ревизор». Литератор Илья Дмитроченков вспоминал: «Мне памятен литературный вечер в Доме печати <…> Выступал с чтением поэмы «Хорошо» Владимир Маяковский. На заднике сцены были рельефно выписаны Павлом Николаевичем крупные лодки <…> На стенах зала висели картины учеников Павла Николаевича <…> таких великолепных полотен мне больше не приходилось видеть». Вскоре Филонов написал картину «Формула весны».

В 1929 Государственный Русский музей подготовил персональную выставку Филонова. Однако она так и не открылась: отношение к творчеству художника изменилось. После нескольких закрытых просмотров для советских чиновников и критиков картины объявили «непонятными рабочим массам» — к 1930 году искусство становилось все более реалистичным.

Вскоре Филонову перестало хватать денег. Свои картины он не продавал и зарабатывал тем, что создавал на заказ. В 1935 году художник написал огромный портрет Сталина в семь квадратных метров для Клуба Моряков, потом изображения конькобежцев и хоккеистов для катка в Детском селе (сейчас — Царское село). В том же году он закончил картину «Первая симфония Шостаковича». Он создал ее по мотивам одноименного музыкального произведения, которое услышал по радио.

В 1938 году были репрессированы оба пасынка Филонова — сыновья Екатерины Серебряковой. После их ареста жену художника парализовало. Живописец ухаживал за ней несколько лет: заново учил ее говорить, ходить и писать.

Когда наступила Великая Отечественная война, Павел Филонов остался в блокадном Ленинграде. Художник умер от истощения 3 декабря 1941 года. Его сестра Евдокия Глебова вспоминала: "<…> лежал в куртке, теплой шапке, на левой руке была белая шерстяная варежка, на правой варежки не было, она была зажата в кулак <…> Рука большого мастера, не знавшая при жизни покоя, теперь успокоилась". Филонова похоронили на Серафимовском кладбище.