И с Вами снова я…
Художественный фильм с элементами документального кино иллюстрирует отдельные эпизоды из жизни Александра Пушкина. Сценарий основан на свидетельствах современников, стихотворениях, рисунках и письмах поэта. Автор картины — режиссер, сценарист и оператор Борис Галантер.
Фрагмент статьи Леонида Гуревича из «Новейшей истории отечественного кино» (1986–2000)
Если воспринимать перестроечную документалистику как фонтан социальных обличений, забивший из-под серого идеологического грунта, то Борис Галантер никоим образом к ней не причастен. Если же видеть в ней утверждение суверенного права автора на свободное кинематографическое высказывание, на личный тон и субъективный взгляд, то Борис Галантер — ее несомненный предтеча. Его фильмы укладывали на «полку» и истязали поправками не за политическую крамолу — ее не было. Но были «неуставная» вольность сложения, неказенный романтизм и тайная тоска, которая витала в воздухе этого кино.
В фильме «И с Вами снова я…» нашли отражение и связь Пушкина с декабристами, и непростые отношения поэта с императором, словом, многое из того, чем была богата противоречивая эпоха правления Николая I.
Фрагменты книги Юрия Лотмана «Александр Сергеевич Пушкин. Биография писателя»
В редкую эпоху личная судьба человека была так тесно связана с историческими событиями — судьбами государств и народов, — как в годы жизни Пушкина.
Ни в одном из этих событий ни Пушкин, ни его лицейские однокурсники не принимали личного участия, и тем не менее историческая жизнь тех лет в такой мере была частью их личной биографии, что Пушкин имел полное основание сказать: «Мы жгли Москву». «Мы» народное, «мы» лицеистов («Мы возмужали…» в том же стихотворении) и «я» Пушкина сливаются здесь в одно лицо участника и современника Исторической Жизни.
Молодежь начала XIX столетия привыкла к жизни на бивуаках, к походам и сражениям. Смерть сделалась привычной и связывалась не со старостью и болезнями, а с молодостью и мужеством. Раны вызывали не сожаление, а зависть. Позже, сообщая друзьям о начале греческого восстания, Пушкин писал про вождя его, Александра Ипсиланти: «Отныне и мертвый или победитель принадлежит истории — 28 лет, оторванная рука, цель великодушная! — завидная участь».
Едва успевая побывать между военными кампаниями дома — в Петербурге, Москве, родительских поместьях, — молодые люди в перерыве между походами не спешили жениться и погружаться в светские удовольствия или семейственные заботы: они запирались в своих кабинетах, читали политические трактаты, размышляли над будущим Европы и России. Жаркие споры в дружеском кругу влекли их больше, чем балы и дамское общество. Грянула, по словам Пушкина, «гроза 1812 года». За несколько месяцев Отечественной войны русское общество созрело на десятилетия.
Война закончилась победой России.
Невозможность вернуться после Отечественной войны 1812 года к старым порядкам широко ощущалась в обществе, пережившем национальный подъем. Острый наблюдатель, лифляндский дворянин Т. фон Бок, писал в меморандуме, поданном Александру I: «Народ, освещенный заревом Москвы, — это уже не тот народ, которого курляндский конюх Бирон таскал за волосы в течение десяти лет».
Связь между 1812 годом и освободительной деятельностью подчеркивали многие декабристы. М. Бестужев-Рюмин, выступая на конспиративном заседании, говорил: «Век славы военной кончился с Наполеоном. Теперь настало время освобождения народов от угнетающего их рабства, и неужели Русские, ознаменовавшие себя столь блистательными подвигами в войне истинно Отечественной — Русские, исторгшие Европу из-под ига Наполеона, не свергнут собственного ярма?».
В 1815 году в России возникли первые тайные революционные общества. 9 февраля 1816 года несколько гвардейских офицеров в возрасте 20–25 лет — все участники Отечественной войны — учредили «Союз спасения», открыв тем самым новую страницу в истории России. Число членов тайного общества быстро росло, и в 1818 году оно было реорганизовано в «Союз благоденствия» — конспиративную организацию, рассчитывавшую путем влияния на общественное мнение, давления на правительство, проникновения на государственные посты, воспитания молодого поколения в духе патриотизма, свободолюбия, личной независимости и ненависти к деспотизму подготовить Россию к коренному общественному преобразованию, которое предполагалось провести через 10–15 лет.
Однако широкий размах деятельности и установка на гласность имели и слабые стороны: «Союз благоденствия» разбухал за счет случайных попутчиков, конспирация свелась почти на нет. К 1821 году правительство имело уже в руках ряд доносов, дававших обширную информацию о тайном обществе. Начались репрессии: были разгромлены Казанский и Петербургский университеты (после инквизиторского следствия были уволены лучшие профессора, преподавание ряда наук вообще запрещено; университеты стали напоминать смесь казармы и монастыря), усилились цензурные гонения, из Петербурга были высланы Пушкин и — несколько позже — поэт и декабрист полковник Павел Катенин.
19 ноября 1825 года в Таганроге неожиданно скончался Александр I. Декабристы давно уже решили приурочить начало «действия» к смерти царя. 14 декабря 1825 года в Петербурге на Сенатской площади была сделана первая в России попытка революции.
Николай I начал свое правление как ловкий следователь и безжалостный палач.
Однако остановить течение жизни невозможно. Николай I видел свою — как он считал, божественную — миссию в том, чтобы «подморозить» Россию и остановить развитие духа свободы во всей Европе. Он стремился подменить жизнь циркулярами, а государственных людей — безликими карьеристами, которые бы помогали ему, обманывая самого себя, создавать декорацию мощной и процветающей России. Историческое отрезвление, как известно, было горьким.
Но в обществе зрели здоровые силы. Вся мощь национальной жизни сосредоточилась в это время в литературе. Такова была эпоха Пушкина.
