Век ВХУТЕМАСа: архитектура, в которой мы живем

Высшими художественно-техническими мастерскими назывались учебные заведения, которые появились в нескольких российских городах после революции 1917 года. Предшественниками московского ВХУТЕМАСа были Строгановское художественно-промышленное училище и Московское училище живописи, ваяния и зодчества.

ВХУТЕМАС совершил настоящую революцию в художественном образовании. В первой половине ХХ века наука активно внедрялась во все сферы жизни, в том числе и в искусство, и потому в мастерских творческие поиски архитекторов всегда были связаны с утилитарным применением их открытий.

Архитектор Николай Ладовский, один из преподавателей ВХУТЕМАСа, разработал уникальную программу обучения — систему вводных дисциплин, которые преподавали на всех факультетах. Для архитектурного курса Ладовский создал дисциплину «Пространство» — и почти все ее основы до сих пор сохранились в программах российских вузов. Ладовский одним из первых стал внимательно изучать архитектурный парадокс: он гласил, что форма предмета разительно отличается от восприятия этой формы человеком. Поэтому студенты не только работали с теоретическими заданиями, но и решали производственные задачи, ездили со своими преподавателями на реальные строительные объекты.

В 1925 году систему Ладовского высоко оценили на Всемирной выставке в Париже, и о ней узнали по всему миру.

Деятельность ВХУТЕМАСа не ограничивалась образованием: мастерские занимались реставрацией, охраной культурного наследия, изучением и восстановлением памятников архитектуры. В 1910–20-х годах было утрачено огромное количество архитектурных шедевров, но некоторые удавалось спасти и восстановить, в том числе силами сотрудников и учеников ВХУТЕМАСа.

Так, в 1917 году во время артобстрела серьезно пострадал Московский Кремль. Одну из бригад по его реставрации возглавлял декан архитектурного факультета ВХУТЕМАСа Иван Рыльский. На работы по восстановлению памятников часто брали и студентов. Одним из учеников Рыльского был будущий архитектор-конструктивист Михаил Барщ. В своих воспоминаниях он писал:

Чертежей самого Рыльского сохранилось очень мало, но их многократно копировали его студенты — это было классическим заданием для будущих реставраторов. В экспозиции Музея архитектуры, например, представлен уникальный чертеж — обмер Сухаревой башни. Само здание, как известно, сохранить не удалось: памятник архитектуры на Сухаревской площади, построенный в 1695 году, был разрушен в 1934-м, в рамках генеральной реконструкции Москвы.

Еще один интересный проект, который так и не был реализован, принадлежал архитектору и реставратору Сергею Торопову. В послереволюционные годы практически единственным способом сохранить памятники архитектуры была адаптация зданий под музеи, кинотеатры или другие «общественно полезные» заведения. Чтобы спасти церковь Николая Чудотворца в Мясниках, Торопов разработал проект включения храма в новый модернистский проект — будущее здание Центросоюза. Но сохранить церковь так и не удалось, а на ее месте на Мясницкой улице возвели здание по проекту французского архитектора Ле Корбюзье.

Николай Ладовский никогда не был консерватором. Напротив, своих студентов он учил тому, что прежде всего нужно попытаться самим создать что-то новое, а уже потом изучать образцы. Не копировать классику архитектуры, а придумывать собственную. При этом авангардист Ладовский уважительно относился к культурному наследию, и доказательство тому — его градостроительные проекты, например знаменитая «Парабола».

После революции градостроительство стало одним из важнейших направлений деятельности в новой Советской России. В 1927 году Ладовский начал разрабатывать проект перестройки Москвы. Он предложил законсервировать исторический центр города, остановить массовый снос зданий, многие из которых были памятниками архитектуры. По плану Ладовского, город должен был строиться на северо-запад и разомкнуть кольцевую систему. Линию застройки архитектор предлагал направить в сторону Санкт-Петербурга, пока в итоге две столицы не слились бы воедино. Вдоль этой линии должен был располагаться административный центр, а дальше — другие зоны: жилая, сельскохозяйственная, промышленная и так далее.

В 1920-х годах не существовало профессионального деления на градостроителей и архитекторов, потому и планировкой города, и проектами зданий занимались одни и те же мастера. И ВХУТЕМАС разработал еще одно нововведение. В 1927 году все мастерские, каждая из которых работала под эгидой конкретного архитектора, объединили, и появились специализации: жилищное строительство, строительство общественных и промышленных зданий и градостроительство.

Последнее стало отдельной специальностью благодаря архитектору Владимиру Семенову. Он начал работу еще до революции, долгое время жил и учился в Англии. Вернувшись в Россию в 1912 году, Семенов много работал, преподавал, написал книгу об устройстве городов, а в 1923 году организовал Бюро по планировке градоиздательства. Это была первая в стране государственная структура, которая занималась научным проектированием городов и разрабатывала нормативные акты. Большая часть проектов уходила в стол, но один все же был реализован — план застройки Сталинграда.

А в 1931 году Мосгорисполком заказал Семенову разработку эскизного плана реконструкции Москвы, к которой он привлек и студентов ВХУТЕМАСа. Вместе они провели серьезные статистические исследования, изучали демографию, расположение объектов и другие аспекты городской среды. В итоге было принято решение сохранить радиально-кольцевую схему, и все грандиозные планы, в том числе «Парабола» Ладовского и проект полного сноса исторического центра города Ле Корбюзье, так и не воплотились в жизнь. Исполнением нового плана занимался уже Сергей Чернышев, тоже один из преподавателей ВХУТЕМАСа, в 1934 году сменивший Семенова на должности главного архитектора Москвы.

Все архитекторы, преподававшие и учившиеся во ВХУТЕМАСе, были универсалами. Они не только могли создать план реконструкции целого города или придумать авангардный конкурсный проект, но и занимались разработкой новых концепций жилых помещений. В 1922 году объявили конкурс на создание проекта показательных домов для рабочих. Это был один из первых конкурсов, в котором принял участие будущий архитектор-конструктивист Константин Мельников.

Мельников писал: «Мой проект под девизом «Атом», прозванный «пилой», был премирован и по архитектурной композиции резко отличался от остальных. В основу была взята идея максимальной изолированности индивидуального пользования всех типов — как семейных, так и холостых».

Молодой архитектор предложил проект домов-коммун. Расселение в них должно было происходить в зависимости от состава проживающей семьи: одни корпуса предназначались для семей, другие — для одиноких граждан. Здания Мельников спроектировал таким образом, что они отапливаемыми переходами соединялись с общественной зоной, где располагались столовая, детский сад и так далее. Эту идею позже реализовал конструктивист Моисей Гинзбург в знаменитом Доме Наркомфина.

Другой любопытной работой Мельникова был конкурсный проект, у которого изначально практически не было шансов на реализацию. В 1928 году проходил конкурс на возведение памятника Христофору Колумбу в Доминиканской Республике, на острове Гаити. Из СССР в Санто-Доминго поступило огромное количество проектов: участие приняли и Николай Ладовский, и Алексей Щусев, и другие известные архитекторы. Премию получил консервативный проект Николая Лансере, а вот модернистские идеи остались без награды — зато по итогам конкурса выпустили большой каталог, где была опубликована и работа Мельникова.

Необычному проекту посвятили сразу несколько разворотов: это был практически объект современного искусства. Памятник должен был взаимодействовать с окружающей средой и менять конфигурацию в зависимости от погодных условий. Он состоял из двух огромных конусов с лопастями по бокам. По задумке Мельникова, когда ветер дул в определенном направлении, а в верхней части конуса собиралось необходимое количество воды, она попадала на лопасти, и они начинали вращать монумент. «…Это может случиться в сто лет один раз. И по всему миру полетят телеграммы: в Сан-Доминго в ночь на такое-то такое-то статуя Христофора Колумба повернулась на 38 градусов на северо-восток», — писал Мельников.

Дополняет фантастическую картину тот факт, что памятник должен был служить маяком, а значит, по задумке архитектора, был размером с многоэтажный дом.