Принц и Нищий
Второй год Великой Отечественной войны, почти все отечественные режиссеры и многие актеры были эвакуированы в Таджикистан, именно там, в одном из павильонов «Союздетфильма», Эраст Гарин создал одну из первых «военных» сказок «Принц и нищий» — экранизацию знаменитого романа Марка Твена.
Отрывок из интервью Эраста Гарина:
<…> Ключом к экранизации «Принца и нищего» <…> является предисловие Марка Твена, написанное им к своему замечательному произведению. В этом предисловии Твен писал:
«Я расскажу вам одну сказку, как мне рассказывал ее человек, слышавший ее от своего деда, а тот от своего и так далее. Лет триста и более переходила она от отца к сыну и таким образом дошла и до нас.
То, что в ней рассказывается, быть может, история, а может быть, легенда, предание. Быть может, все это было, а может быть, и не было, но могло быть…» <…>
Сюжет Марка Твена остроумен и точен. Почти ничего нельзя в нем менять, не ослабляя стройности вещи. Стиль постановки диктуется материалом. Мы трактуем фильм как легенду, сильно смахивающую на правду. В картине будут показаны жизнь и быт дворца с его условностями, манерностью, наряду со средневековой жестокостью и грубостью, а также звериное, полудикое существование народа.
Эраст Гарин, отрывок из книги «Ученик чародея»:
Здесь, в единственном павильоне с рисованными на его стенках декорациями (внутренность Вестминстерского аббатства!), продолжали мы съемки «Принца и нищего». Только талант, виртуозный профессионализм и терпение оператора М. Кириллова сделали возможным показать панораму Тауэра и ряд других сложных объектов так, что они хорошо смотрятся и сегодня.
Сцена с Генрихом VIII, которую блестяще сыграл Ю.В. Толубеев, казалась подсказанной Мейерхольдом. Работая над этой сценой, я вспомнил мой первый режиссерский опыт в ГосТИМе. Готовился спектакль «Окно в деревню», каждый эпизод поручался молодому режиссеру. Я должен был ставить эпизод «Знахарство». Не найдя пружины сцены, я пошел на излишества и потребовал двадцать живых кур. Мейерхольд посмотрел и сказал: «Гарнира много, а сцены нет». Эпизод вычеркнули из спектакля, куры оказались ненужными для искусства и пошли на обед студийцам.
В том же спектакле для эпизода ярмарки были приглашены бродячие артисты-фокусники. На репетиции появился китаец-жонглер с мальчиком. Он ставил мальчика спиной к широкому щиту, лицом к зрительному залу и бросал десять ножей, которые втыкались вокруг головы мальчика, образуя как бы ножевой ореол.
Мы спокойно любовались высоким профессионализмом и китайца, и мальчика.
Не знаю, был ли Мейерхольд чем-то расстроен, но, посмотрев, как китаец ловко всаживает ножи, он взбежал на сцену, стал на место мальчика и скомандовал жонглеру начинать. Мы остолбенели. Старик бесстрастно начал бросать ножи. Ему было все равно, кто стоит у щита. И все десять ножей, воткнувшиеся вокруг его головы, Мейерхольд выдержал не дрогнув. Это происходило в полной тишине: все, кто был в театре, замерли, с трепетом ожидая окончания.
Так предметные уроки внутреннего режиссерского «режима экономии» в первом случае и напряженной эмоциональности — во втором дали пищу для одной из сцен в нашей киноработе.
