Мастер и Маргарита
Киносериал «Мастер и Маргарита» подвел черту под великой октябрьской атеистической революцией…
В те дни, когда закончился всероссийский показ телесериала, я познакомился с бывшей московской актрисой Елизаветой Ивановной Лакшиной, которая хорошо помнит Булгакова! Она в полном здравии. Бодра, энергична. К нашему визиту испекла штрудель к чаю. Когда зашел разговор о Булгакове, я втайне замер — надо же! — впервые в жизни я встретился с человеком, который помнит живого Булгакова…
«Это случилось в 1926 году, мне было двадцать лет, — рассказывала хозяйка. — МХАТ играл «Дни Турбиных». Успех необычайный. И потому интерес к личности драматурга был исключительным. Подружки шепнули мне по секрету, что автор пьесы никогда не бывает в партере, а обычно стоит в бельэтаже. Я поспешила в бельэтаж. Я не знала, как выглядит автор, но сразу обратила внимание на незнакомца, который стоял у стены. У знаменитых мхатовских серых панелей. На нем был замечательный светло-синий костюм. А от всего облика, от лица и глаз исходила удивительная необъяснимая энергия. Заметив мои широко раскрытые глаза, незнакомец не шелохнулся, еще глубже ушел в себя и прочней устремил взгляд на сцену. Прошло много лет. Булгакова стали печатать. И я увидела наконец его фотографию в книге. Это был он!».
Что ж, эта необъяснимая булгаковская энергия до сих пор притягивает взоры целой страны. В дни показа сериала на великий роман и его творца был устремлен многомиллионный взор России. Рейтинг сериала ошеломляет — шутка ли, по данным компании Gallup Media, больше 50 процентов москвичей смотрели «Мастера и Маргариту», а всего по стране ленту увидел каждый пятый россиянин (и плюс каждый второй украинец).
Воланд
Воланд романа появляется в Москве, на Патриарших прудах, «в час небывало жаркого заката». Эта деталь разом отсылает знатока к библейской фразе из пророчеств Малахии: «Ибо вот, придет день, пылающий, как печь». День Страшного суда.
Каждый шаг Воланда отмечен исключительным богатством скрытых значений. Во-первых, сегодня вечер 1 мая 1929 года, столица мирового пролетариата отмечает День международной солидарности трудящихся. Но ни Булгаков, ни Воланд демонстративно не замечают праздника. Сатана примчался в Москву прямиком с вершин холодного Брокена, где накануне, 30 апреля, проходил великий шабаш. Все данные реалии давно открыты знатоками романа, но вскрывать эту конспирологию в народном сериале вовсе не обязательно. За некоторым исключением.
Начало — половина успеха
С любопытством туриста Воланд идет по пустой аллее на голос греха, на громкий голос редактора Берлиоза, который внушает поэту, что «Иисуса-то этого как личности вовсе не существовало на свете». Почему выбор сатаны пал на Патриаршие пруды? Тут несколько поводов. Во-первых, рядышком находится Триумфальная площадь, место приземления черной конницы дьявола. Тут еще недавно стояла Триумфальная арка, тут москвичи торжественно встречали царей. Но настали новые времена. Арку убрали. Площадь переименовали — теперь она носит имя революционера, некоего Янышева. Так в исполинском Садовом кольце (а круг на земле есть традиционная оборона от нечисти) образовался разрыв. Что ж, самое время въехать в Первопрестольную царю преисподней.
Экранный Воланд, естественно, другой, чем в романе.
Олег Басилашвили — воплощение могущества, которому нет преград на земле. И он порядком устал от всевластия. В нем больше от Великого бюрократа зла, чем от шкодника Мефистофеля или импозантного князя тьмы. Он буквоед рока, бухгалтер Возмездия, пленник собственной силы, он брезглив к проявлениям лжи и нетерпим к фамильярности (это черты самого Булгакова). Казалось бы, панорама павшей столицы должна радовать сердце черта, горожане все как один славно погрязли в грехах, но вот закавыка — в энтузиазме борьбы с религиозным дурманом вместе с Христом за борт корабля глупцы выкинули и существование нечистой силы. Есть отчего потерять голову. Был Христос, был, — распинается Воланд на скамеечке между двумя атеистами.
Надо отдать должное смелости Александра Адабашьяна, который рискнул сняться в рискованной роли главы МАССОЛИТа товарища Берлиоза. Мало того что — тьфу-тьфу-тьфу — отрежут трамваем голову, так еще и голову отрезанную придется играть прилюдно на золотом блюде! Впрочем, кураж Адабашьяна известен, он гурман провокаций, гастроном подначек! Но, увы, именно эта яркая сцена вызвала у меня первый протест и досаду. Чем? Да тем, что сидят на скамейке неправильно.
Заглянем в книгу, читаем: «Если я не ослышался, вы изволили говорить, что Иисуса не было на свете? — спросил иностранец, обращая к Берлиозу свой левый зеленый глаз. А вы соглашались с вашим собеседником? — осведомился неизвестный, повернувшись вправо к Бездомному»…
То есть Берлиоз сидит по левую руку от Воланда, а поэт справа.
В фильме все в точности наоборот. Вы думаете, это мелочь? Не скажите. Зачем же тогда Булгаков так тщательно выстраивает расположение героев?
Да затем, что сатана в окружении двух грешников глумливо повторяет евангельскую сцену распятия, где слева от Христа на левом кресте был разбойник, который хулил Иисуса. Отсюда понятие левого, идея левачества, дух левака. Именно левыми объявили себя первые леваки в знак вызова Богу («…и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую». Матф. 25.33), а справа располагался на кресте благочестивый разбойник, который уверовал в Христа и получил от него благословение: «…Ныне же будешь со Мною в раю».
То есть леваку Берлиозу уготована смерть, а правому (праведнику) поэту Ивану Бездомному обещано спасение.
Разумеется, эту погрешность заметят не все, но, увы, для меня лично весь простор телесериала грешит невниманием к симметрии московских реалий с чертежами Нового Завета.
Кто, например, эта Аннушка, которая разбила бутылку с подсолнечным маслом о вертушку перед трамваем? Кто та «красавица вагоновожатая», которая наехала колесом трамвая на шею несчастного богохульника? Это московское продолжение той новозаветной парочки женщин, что выпросили у Ирода отрубленную голову Иоанна Крестителя, — жена его Иродиада и дочь ее красавица Саломея.
Пилат и Иешуа
По слухам, которые постоянно сопровождали съемки сериала, актер Олег Янковский отказался играть предложенных на выбор Христа или Воланда, апеллируя к тому, что «играть дьявола, как и Господа Бога, нельзя».
Что ж, в этих словах есть своя правота: сыграть дух невозможно.
Басилашвили решил эту проблему: он играл не столько сатану, сколько следствие — бремя абсолютной власти. Играл усталость от вечности. Играл докучные обязанности князя тьмы по отношению к тьме. Ему смертельно скучно, вот почему его пища — смех, которым потчует Воланда свита шутов, и вдобавок еще дьявольская боль в колене — результат падения с Неба. Словом, он играл статику.
Кирилл Лавров был поставлен в более выгодные условия — он играл смятение статики, муки рождения совести: впервые в жизни римский прокуратор был не согласен с собственным же решением. Тут есть что играть!
Романный Пилат — первый евангелист. Отдав приказ написать латынью на табличке, приколоченной к кресту, слова «Иисус Назорей Царь Иудейский», Пилат первым письменно подтверждает явление мессии. Все последующие четыре канонических Евангелия: от Матфея, Марка, Луки и Иоанна фактически идут следом за первым Евангелием от Пилата.
Экранный Пилат — скептик, давно разочарованный в человеке. Он с головой погружен в безверие. Это статуя цинизма, изваянная из каррарского мрамора. Он прекрасно знает цену и себе, и Риму, и великому Кесарю, выжившему из ума от сладострастия императору Тиберию… Чувство несправедливости приговора, которое грянуло в душе Пилата после встречи с Иешуа, превратило статую скепсиса в живые руины воскресшего человека. Он стенает, бродя босиком по острым обломкам.
Надо ли говорить, какой груз выпал Сергею Безрукову в роли Христа? Да еще нечистая сила подшутила поставить в ноябре прошлого года — впереди сериала «Мастер и Маргарита» — сериал о Есенине с участием актера в главной роли. И эффектные синяки на лице Иешуа невольно смотрелись, как следы от вчерашней попойки ухаря в «Национале».
Главная ошибка Бортко и Безрукова — это попытка играть человека.
Басилашвили избежал этого искуса — он играл не личность, а нечеловеческую усталость зла. Лавров имел законное право играть человека, как имели свое право дурачиться рыцари тьмы из свиты Воланда, которые потешно рядились в характеры. Безруков не имел таких прав. Христос — не характер, не человек, не пророк. Увы, играть предстояло тайну Боговоплощения, Сына Отца, а не пленника, не целителя, не еврея, не правдоискателя, не лидера маленькой секты и даже не романного Иешуа. Условием для роли Христа, на мой взгляд, является тайна, хотя бы абсолютное молчание героя.
Мастер и москвичи
Бог совершенства — в деталях.
Так, оркестровка телесериала порой превосходит главные сцены, поданные Бортко с некоей долей раболепия перед текстом романа. Он не решился на конгениальность, с какой шутя и играючи снял когда-то «Собачье сердце». Режиссер слишком уважителен к оригиналу.
Играючи получились только гарниры к главному блюду.
И королем всех этих тефтелей и клетчатых брюк стал Коровьев, которым виртуозно дирижировал (а не просто сыграл) Александр Абдулов. Браво! Его бесовская неугомонность, аппетитная наглость афронта, водопад слов, поз, жестов — под присмотром проницательных глаз — превращали каждую сцену с его участием в казино, где на кону твоя голова, идиот. Азартно выдавая всякие пакости, он вершит свой шутовской Страшный суд.
Дом на Садовой в сериале почему-то не страшен.
Между тем именно дом на Садовой стал героем романа. И вовсе не потому, что в нем жил Булгаков, нет. Это был первый в Москве (и в стране!) опыт по организации нового коммунистического быта. Дом образцовой рабочей коммуны. Именно здесь впервые была опробована модель коммунального проживания людей. Тут были обозначены ориентиры нового быта: общая кухня, один туалет на всех, кладовка в ванной, телефонный разговор только в прихожей при свидетелях. Булгаков, который чудом попал в этот дом в 1924 году по личному распоряжению Крупской, воочию увидел все последствия этого социального эксперимента: ванны в черных страшных пятнах — язвах от сбитой эмали, буржуйки, которые топят паркетными плитками, и прочие мерзости.
Понаблюдав за метаморфозами москвичей, которых испортил квартирный вопрос, Булгаков окончательно убедился в своих подозрениях, что коммунистический проект кончится крахом.
Как короля играет свита, так роль Мастера сыграли в первую очередь Владислав Галкин в роли поэта-богоборца Ивана Бездомного и Анна Ковальчук — Маргарита. Галкину замечательно удалось сыграть советский характер в состоянии шока от встречи с иной реальностью. Он вступает в фильм как лицо коллективного разума, как дух советского общежития, как делегат от поэзии. Актер уловил ритм тогдашнего бытия — ритм частушки.
Вместе с простаком сыграла роль Мастера и Маргарита. Она в исполнении Анны Ковальчук настолько безупречна, настолько идеально пришлась к этому образу, что о ней просто нечего больше сказать. В ней гармонично сошлись печальное целомудрие и блистательное бесстыдство свободы, которая — как писал Хлебников — «приходит нагая».
Анна Ковальчук справилась с наготой целомудрия. И можно только догадываться, какой ценой была оплачена эта гармония двух начал: смирения и соблазна, гордости и гордыни.
Галибину, на мой взгляд, выпала участь быть ведомым во всех эпизодах сериала. Что ж, это тоже требует мастерства. Он нигде не заслонил самолюбием актера собственный образ. И этот принцип дополнительности (читатель сам играет роль Мастера) был изначально заложен Булгаковым.
Напрасно Бортко восклицал: «Мистика возникает только тогда, когда сказать больше нечего». Все прежние попытки снять роман провалились еще и потому, что Нечто не согласилось с назначенной ценой. И вот в 2005 году получилось. Почему? Потому что каждый из участников в тайне заплатил свой окровавленный шекель, и вряд ли мы узнаем, какой. Булгаков отдал роману жизнь. Галибин расстался с голосом, гендиректор канала «Россия» Златопольский отказался от рекламы — при том, что бюджет десятисерийной ленты оказался в два с половиной раза выше, чем планировалось, и составил пять миллионов долларов. Уверен, сериал был оплачен сполна».
Отрывки из статьи Анатолия Королева «Евангелие от Михаила».
Благодарим за предоставленный материал журнал «Искусство кино».
