В уездном городе N-ске

Город N, или Энск, — самое частое обозначение вымышленного города в русской литературе. Этот термин начали использовать еще в начале XIX века. Его вводили в свои произведения Михаил Лермонтов, Иван Тургенев, Федор Достоевский и многие другие авторы.

Энском писатели называли типичный провинциальный город России. Как правило, они не сообщали ни его размера, ни расположения. Николай Гоголь так описывал местечко NN в «Мертвых душах»: «Город никак не уступал другим губернским городам: сильно била в глаза желтая краска на каменных домах и скромно темнела серая на деревянных. Домы были в один, два и полтора этажа».

Такие города писатели обычно располагали вдали от столицы. Государственные учреждения и градоначальников Энска, как правило, описывали сатирически: высмеивали бюрократию, неорганизованность.

Энск появлялся и в русской литературе XX века. Илья Ильф и Евгений Петров писали в «Двенадцати стульях»: «В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что, казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть».

В годы войны слово «Энск» часто использовали военные корреспонденты. Городом или поселком N они называли место боевых действий. Это делали не только для того, чтобы подчеркнуть типичность, но и для секретности: подлинные названия некоторых населенных пунктов считались государственной тайной. Энск попал и в советские военные песни. В «Балладе о солдате» поэта Михаила Матусовского есть такие слова:

Сатирический образ русского города создал Михаил Салтыков-Щедрин в «Губернских очерках» и «Истории одного города». До того как написать эти произведения, он несколько лет служил в российской провинции: Салтыков-Щедрин был рязанским и тверским вице-губернатором, занимался сбором налогов. Под впечатлением от этой работы писатель решил создать обобщенный образ «самого плохого города России».

В нем Салтыков-Щедрин не описывал какое-то конкретное место. Он отмечал: «Очень наивные и очень невинные люди утверждают, что я под Глуповым разумею именно Пензу

, Саратов или Рязань

<…> Глупов есть Глупов; это большое населенное место, которого аборигены именуются глуповцами. И больше ничего». В ходе повествования писатель несколько раз менял географию Глупова: город был основан «на болотах», а затем перемещался по карте России, пока не оказался на границе с Византийской империей. Смешивал писатель и черты разных исторических эпох для создания фантастического образа. В Глупове конца XVIII века жили стрельцы и пушкари, горожане поклонялись языческим богам Перуну и Волосу, устраивали «войны за просвещение».

В «Истории одного города» Салтыков-Щедрин рассказал о нескольких столетиях существования Глупова: «Хочу ущекотать прелюбезных мне глуповцев, показав миру их славные дела и предобрый тот корень, от которого знаменитое сие древо произросло и ветвями своими всю землю покрыло». Описал Салтыков-Щедрин и эпоху дворцовых переворотов, правление Екатерины II. Прототипом градоначальника Угрюм-Бурчеева, которого Щедрин назвал «чистейшим типом идиота», стал военный министр и советник Александра I Алексей Аракчеев. Его правлением завершается «История одного города»: «Но не успел он договорить, как раздался треск, и бывый прохвост моментально исчез, словно растаял в воздухе. История прекратила течение свое».

Свои вымышленные города — Калинов из пьес «Гроза» и «Горя­чее сердце», Бряхимов из «Бесприданницы», «Талантов и поклонников» и «Красавца-мужчины» — Александр Островский поместил на берег Волги.

Поволжье Островский изучил во время экспедиции по этой реке в 1856–1857 годах. Критик Петр Плетнев, современник драматурга, писал: «Ему [Островскому. — Прим. ред] захотелось воспользоваться… общественною жизнью маленького русского городка, прекрасным его местоположением на берегу Волги, особенностями… обычаев наших, столкновениями еще заметно господ­ствующего невежества и… прогляды­вающей образованности». Провинцию драматург не высмеивал, а поэтизировал, подробно описывая ее природу, традиции и жителей. В «Грозе» он писал: «На первом плане узкая галерея со сводами старинной, начинающей разрушаться постройки; кой-где трава и кусты за арками — берег и вид на Волгу…»

Калинов напоминает еще один вымышленный город Островского — Черемухин, где разворачивается действие комедии «Не в свои сани не садись». Русаков, герой произведения говорил: «Не всем же жить в столицах, надобно кому-нибудь жить и в уездном городе».

Все эти города чем-то похожи: в каждом из них есть городской сад, улицы и бульвары, трактиры, в которых разворачивается действие. Схожи и персонажи драматурга — купцы, дворяне, провинциальные актеры. Все жители и маленьких, и больших городов Островского, как правило, знакомы между собой.

В 1870-х Николай Лесков работал над романом о жизни провинциального духовенства «Соборяне». Он назвал свое произведение «романтической хроникой». В книге не было единой сюжетной линии: Лесков рассказывал о вымышленном городе Старгороде и его жителях. Федор Достоевский писал в газете «Гражданин» о «Соборянах»: «Ta великая, «непомерная» душевная силa, которою испокон векy велась, ведется и будет вестись история нашa… этa великopусская силa-душa стоит теперь перед нами».

В первом варианте «Соборян» — книге «Чающие движения воды» — Лесков написал, что это город из «старой русской сказки»: «Оба берега глубокой, судоходной речки, по берегам которой, по берегам которой, как сказочный городок в табакерке, раскинут Старый Город, очень круты… Общий вид этой стороны напоминал волшебный городок Гвидона в иллюстрированной сказке Пушкина

про царя Салтана».

Во время работы над книгой Лесков изучал древнерусскую литературу, читал Житие протопопа Аввакума. Сведения из исторических источников он использовал, чтобы описать уклад жизни русского духовенства: «Люди, житье-бытье которых составит предмет этого рассказа, суть жители старгородской соборной поповки». Среди героев «Соборян» — протопоп Савелий Туберозов, священник Захария Бенефактов и дьякон Ахилла Десницына. В «Соборян» Лесков включил дневник Савелия Туберозова. В нем протопоп писал: «O моя мягкoсердечная Русь, как ты прекраснa!»

В XX веке Старгород появился в романе Ильи Ильфа и Евгения Петрова «12 стульев». Его прообразом стал украинский город Старобельск. В Старгороде, как и в городе N из того же произведения, Ильф и Петров сатирически изображали провинциальный уклад жизни Российской империи, который частично сохранился и в первые годы советской власти. Типичные жители Старгорода — мещане и обыватели. Литературовед Яков Лурьев писал: «Мещанство, обывательство, отсталость, дикость — явления, существовавшие задолго до 1920-х годов, но Гражданская война и разруха предельно обнажили этот человеческий пласт».

Александр Грин создал сразу несколько вымышленных городов, в которых происходили события его произведений. Все они были расположены на придуманном писателе полуострове Гринландия. В текстах Грин упоминал реальные географические названия: Новую Зеландию, Филиппинские острова и острова Тихого океана. По ним можно предположить, что Гринландия находилась недалеко от южной границы Китая. Грин тщательно описал эту местность. Всего он создал более 20 городов, селений и колоний Гринландии. Автор с точностью мог объяснить, где на полуострове расположены те или иные объекты — реки, озера, горы, — и даже провести экскурсию.

Чаще всего в произведениях Грина появлялся вымышленный город Зурбаган. В нем происходило действие около 20 рассказов писателя, его стихотворений, поэмы «Ли» и трех романов — «Золотая цепь», «Бегущая по волнам» и «Дорога никуда». Грин назвал Зурбаган «удивительно живым южным городом». Он подробно рассказал про улицы, переулки, богатые и бедные кварталы, магазины, театр и порт этого места: «Угол Черногорской и Вишневого Сада был действительно изрядно глухим местом, обретаясь среди пустырей, в самом конце гавани, населенном инвалидами… кривая улица изобиловала сорными травами и полуразрушенными заборами. Не лучше выглядела и Черногорская».

Зурбаган чем-то напоминал Севастополь. Константин Паустовский писал: «Если бы не было Севастополя, не было бы гриновского Зурбагана с его сетями, громом подкованных матросских сапог по песчанику, ночными ветрами, высокими мачтами и сотнями огней, танцующих на рейде».