Стачка
Первый полнометражный фильм Сергея Эйзенштейна, в котором он дал выход своей безудержной фантазии и применил абсолютно новые принципы и технологии кино. Даже самые восторженные поклонники и апологеты творчества мастера признают язык «Стачки» излишне усложненным. В этой картине Эйзенштейн отказался от двух «несущих конструкций» драматического произведения: от главных героев и сюжета в привычном понимании этого слова. Героем «Стачки» стала масса, вполне в духе революционного искусства 1920-х.
Действие разворачивается на дореволюционном заводе, взбудораженном самоубийством рабочего. Его обвинили в краже инструмента, и он повесился. Это страшное событие подхлестывает рабочих в их недовольстве условиями труда и оплаты. Они объявляют стачку, а руководству завода направляют петицию с требованиями сократить рабочий день и поднять зарплату. Циничные хозяева вытирают этой петицией свои ботинки, а требования, естественно, игнорируют. Более того, с помощью наемной шпаны они устраивают провокацию, оборачивают дело так, будто рабочие учинили беспорядки — тогда мирную демонстрацию разгоняют, стачку атакуют казаки, полицейские. Для усиления воздействия на зрителя Эйзенштейн инсценировал в финале расстрел рабочих-протестантов. Фильм заканчивается титром «Помни, пролетарий!».
Картина задумывалась как часть киноцикла под названием «К диктатуре» (он так и не был реализован). Агитационный характер «Стачки» очевиден. В этой картине Эйзенштейн отработал прием неожиданной стыковки кадров, высекающей яркую смысловую «искру». В сцене расстрела рабочих вдруг возникала сцена разделки мясной туши. Лобовая, но действенная метафора, призванная наглядно связать в сознании зрителя расправу с демонстрантами и бойню.
«Стачка» — постановочное кино, задействовавшее при создании массовых сцен сотни человек. Но Эйзенштейн постарался распорядиться массовкой так, чтобы у зрителя создалось впечатление, будто он смотрит документальную хронику. При этом работа «под документ» соседствует в «Стачке» с откровенным аттракционом: например, в знаменитой сцене появления шпаны из бочек, врытых в землю. «Шпана в свое время жила в кадушках. Очевидно, она в них спасалась от дождя. Эйзенштейн создает кадушечное кладбище, причем эти кадушки смотрят прямо в небо, как приборы для собирания атмосферных осадков, — писал Виктор Шкловский еще в 1926 году («Броненосец «Потемкин», М., 1926). — Бесконечные кинематографические наплывы, щегольское выделение «кинематографического почерка», бесцельные прыжки в воду и из воды — все это самоигральный эстетизм».
«Стачка» снималась в основном на натуре и изначально содержала много действительно хроникального материала — например, съемку первой в истории СССР первомайской демонстрации на Красной площади. На этом фильме сложился знаменитый тандем режиссера Эйзенштейна и оператора Эдуарда Тиссэ. Им предстоит вместе сделать великие фильмы: «Броненосец «Потемкин», «Октябрь», «Александр Невский». «Стачка» же для Тиссэ явилась в некотором смысле разминкой, наметкой будущих свершений. «Стачка» была в свое время прейскурантом кинематографических приемов, и в области операторского искусства она была тем же прейскурантом операторской техники. Это была эффектная демонстрация художественных возможностей киноаппарата. Временами демонстрация эта поднималась до искусства большого значения, искусства, еще невиданного в ту пору», — справедливо заметил киновед Николай Иезуитов («Киноведческие записки», 1996–1997, № 32).
