На золотом дне
Постановка по первой пьесе Д.Н. Мамина-Сибиряка «Золотопромышленники» («На золотом дне»).
Из книги И.Л. Сергеевой и М.Р. Литвина «Судьба театра, Театр им. Евг. Вахтангова 1913–1996 гг.»:
«Пьесу Д. Мамина-Сибиряка «На золотом дне» играли и в других театрах, но нигде она не имела особого успеха и выглядела тяжелой бытовой мелодрамой. В постановке Ремизовой и сама пьеса о «рубле-разорителе» казалась значительнее, неординарнее. На сцене разворачивалась жизнь уездного города, мир полукупцов, полуавантюристов — дикость, прикрытая европейским костюмом. Краски сгустились и засверкали, характеры стали крупнее, неожиданней. Все заговорили о Николае Гриценко и Юлии Борисовой.
Борисова играла красавицу Анисью — страстную, своенравную и необъяснимую. Выйдя замуж за богатого старика-золотопромышленника, отравленная ядом «золотого дна», она мстила, куражилась, обольщала, глумилась, но и в угаре жизни ее мучили скука, одиночество и тоска. Она была слишком умна. Ее отца, старика-самодура Молокова, Гриценко играл с потрясающей актерской дерзостью и размахом. В роли пьяницы и дебошира Гриценко доходил почти до буффонады, но это удивительно гармонировало с тем, как играла Борисова.
Театр создал спектакль высокого художественного вкуса, в котором слышится биение живых человеческих сердец. Через непринужденную чеховскую шутку, через его беглые замечания о деревенской жизни, ялтинских развлечениях, нравах издателей, через упоминания о разных житейских пустяках, вплоть до того, что в саду созрел крыжовник, начинают проступать интонации глубоко скрытой душевной тревоги и тоски, тайных страданий одинокого человека».
Из книги Михаила Ульянова «Приворотное зелье»:
<…> «Родилась она как Борисова в спектакле «На золотом дне» по Мамину-Сибиряку, в роли Анисьи, красавицы, насильно выданной замуж за богатого старика и за это озлобившейся на весь мир. Режиссер спектакля А.И. Ремезова назначила на эту роль актрису, делающую только первые шаги в театре, видимо, почувствовав в ней огромные возможности. И Юлия Борисова играла эту роль вдохновенно и раскованно. Она, что называется, купалась в бесконечных метаниях Анисьи от горьких, отчаянных слез до злого издевательского смеха, от опасной игры с взбесившимся старым мужем до жалкой бабьей мольбы о любви, с которой она бросалась к своему возлюбленному. Задыхается Анисья, захлебывается в собственной ненависти, ходит по острию ножа и погибает бессмысленно, страшно, застреленная стариком-мужем.
Вся Москва ходила на ее Анисью. Об этой борисовской работе много говорили и писали. Все сходились в одном: с первой же роли актриса заявила о своем неповторимом даре».
Из рассказа Ю.А. Газиева, помощника художественного руководителя по литературной части в театре им. Е. Вахтангова:
<…> «В своей работе над ролью Гриценко все строил на интуиции, примеривая на себя внешность будущего образа, — свидетельствует В. Этуш. — Он обязательно должен был нацепить на себя нечто характерное. Причем характерность всегда утрировал, и частенько от этого веяло наигрыванием. Очевидно, он таким образом влезал в «шкуру» своего персонажа, а потом как-то ограничивал себя, отсекал лишнее, и в результате получался уникальный по форме, абсолютно органичный сценический образ». В «Золотом дне» актер сделал себе очень смешной грим: необычайных размеров живот, свинячьи, окосевшие глазки, сизый от беспробудного пьянства нос, заплетающаяся речь — все работало на создание комедийного персонажа. Особый успех у зрителей вызывал он, когда, спасаясь от кредиторов, нырял под низкий диван, где непостижимым образом умещалась его грузная фигура. Однажды во время этого эпизода упомянутый сизый нос отскочил, но актер не растерялся и запустил им в своих преследователей, что вызвало восторг публики. Гриценко обожал, чтобы его никто ни за что не узнал, и в этом спектакле добился полной неузнаваемости. Юрий Яковлев вспоминает: «Шла генеральная репетиция для «пап и мам». Николай Олимпиевич пригласил свою маму. На прогоне она спрашивает у меня: «А что, это новый актер у вас?» «Пока — секрет. Я вам потом расскажу», — отвечаю его маме. Кончился первый акт. Подвожу ее к нему и говорю: «Познакомьтесь, Николай Олимпиевич Гриценко». Мама его не узнала! Этот случай — легенда, свидетелем которой я был».
