Иван Сусанин
Фрагмент биографического очерка Сергея Базунова «Михаил Глинка. Его жизнь и музыкальная деятельность» (1892 г.)
(Сергей Базунов (1857–1903) — русский литератор, представитель известной в России династии книгопродавцев Базуновых.)
Опера «Жизнь за царя»
Зимой 1834–1835 годов Глинка возобновил свои прежние литературные знакомства, у Жуковского, проживавшего тогда уже в Зимнем дворце, еженедельно собирались представители литературы и музыки, из числа которых композитор упоминает о Пушкине, Гоголе, кн. Вяземском, Одоевском, гр. Виельгорском и пр. На этих-то вечерах постоянным гостем был и наш тогда уже очень известный маэстро. И там Глинка сообщил однажды некоторым членам этого избранного кружка о замышляемой им опере и о новых началах, какие думал он положить в основу произведения. Весь кружок приветствовал Глинку самым сердечным образом. <…> Затем Жуковский предложил Глинке сюжет «Ивана Сусанина» и даже собирался сам писать слова оперы, чего ему, однако, не удалось сделать к большому сожалению всех, кто понимает и любит музыку оперы «Жизнь за царя». Как бы то ни было, в конце концов случилось так, что русские слова новой русской оперы попали в руки барона Розена, усердного литератора из немцев. <…> «Барон Розен, — говорит Глинка, — был на это молодец; закажешь, бывало, столько-то стихов, такого-то размера, двух-, трехсложного и даже небывалого — ему все равно; придешь через день, уж и готово». Правда, тут случалось иногда, что мысль и даже размер не подходили к музыке и не согласовывались с нею; тогда между музыкантом и либреттистом возгорался ожесточенный спор, причем «поэтический» немец проявлял необыкновенное упорство. Каждый свой стих он отстаивал с необыкновенной энергией и на все возражения Глинки отвечал: «Вы не понимает, это самалучший поэзия…»
Зима 1834–1835 годов проходила, композитор работал над своей оперой со всем упорством страсти. Начал он так, как, разумеется, ни один автор не начинает, именно с увертюры, и очень быстро написал ее для фортепиано в четыре руки. Инструментовка также не заставила себя ждать. А затем вдохновение уже положительно овладело им. Темы разных мест оперы приходили ему в голову одна за другою совсем готовые, часто уже прямо отлитые в контрапунктические формы. Оставалось только записывать, и при этом нужно было торопиться, потому что наплыв новых идей переполнял возбужденное артистическим восторгом воображение композитора. Это было не просто творчество, это была какая-то лихорадка творчества, и немудрено, что бедный барон Розен не поспевал за таким порывистым клиентом.
<…> «Всякое утро, — говорит Глинка, — сидел я за столом и писал по шести страниц мелкой партитуры… Я мало принимал участия во всем меня окружавшем. Я весь был погружен в труд, и хотя уже много было написано, оставалось еще много соображать, а эти соображения требовали немалого внимания». О сцене Сусанина в лесу с поляками Глинка рассказывает так: «Я писал зимою (1835–1836 годов); всю эту сцену, прежде чем я начал писать, я часто читал с чувством вслух и так живо переносился в положение моего героя, что волосы у самого меня становились дыбом и мороз подирал по коже».
…Глинке помог граф Виельгорский, и за это автор «Жизни за царя» говорит графу в автобиографии «вечное спасибо». И «спасибо» это поистине заслужено им; страшно подумать, но без его помощи опера Глинки, пожалуй, и вовсе могла бы не попасть на сцену!
Граф устроил у себя в марте 1836 года репетицию первого акта оперы. На этой репетиции среди многих понимающих дело ценителей музыки присутствовал и директор театров А.М. Гедеонов. Успех репетиции оказался столь блестящим, что Гедеонов должен был уступить общим настояниям и решился принять оперу. <…>
Репетиции проходили сначала на сцене Александрийского театра, так как Большой в то время ремонтировался. Но осенью 1836 года для испытания акустических свойств залы Большого театра, а также потому, что оперу Глинки решено было дать при открытии этого театра, репетиции были перенесены на новую сцену. В зрительном зале тогда отделывали ложи, прибивали канделябры, орнаментные украшения; стук и гром нескольких сотен молотков не умолкал ни на минуту и часто заглушал артистов. Но вот однажды во время такой шумной репетиции в театр совершенно неожиданно приехал император Николай. Молотки, конечно, сейчас же смолкли, и когда можно было вслушаться в то, что происходило на сцене, то оказалось, что в это время там пели известный дуэт C-dur. Превосходен был этот дуэт, да, нужно сознаться, действительно хороши были и артисты, его исполнявшие (Петров и Воробьева). На государя, очевидно, музыка произвела впечатление, он подошел к Глинке, ласково заговорил с ним, осведомляясь, доволен ли композитор артистами. Вслед за тем последовало высочайшее разрешение посвятить оперу государю императору, и тогда же вместо прежнего своего названия «Иван Сусанин» она получила новое, теперешнее: «Жизнь за царя». <…>
Партитура оперы М. Глинки «Жизнь за царя» из фонда библиотеки Саратовской государственной консерватории (академии) им. Л.В. Собинова
Наконец настал знаменательный день первого представления. Это было 27 ноября 1836 года. «Невозможно описать, — говорит Глинка, — моих ощущений в тот день, в особенности перед началом представления». Первый акт прошел весьма успешно; публика, от которой ломился театр, дружно и много аплодировала. Но далее Глинка было испугался, потому что в сценах с поляками воцарилось неожиданное молчание. Встревоженный автор побежал за кулисы, и уже только там Кавос успокоил нашего композитора, объяснив ему, что причиной сдержанности публики была не сама музыка, а действующие на сцене поляки. И действительно, все остальные номера оперы публика принимала горячо и с величайшим увлечением. Эффектный же эпилог поразил даже самого автора. Словом, успех был полный и безусловный, так что наш композитор мог вполне заслуженно торжествовать. «Я был в чаду, — пишет он, — и теперь решительно не помню, что происходило, когда опустили занавес». После окончания оперы Глинку позвали в боковую императорскую ложу. Государь благодарил его, благодарила государыня и другие члены императорской фамилии, а вскоре после того наш автор получил в подарок ценный перстень.
Блистательный успех сопутствовал и последующим представлениям оперы и обеспечил огромную популярность творению Глинки. Театр посещался весьма усердно, и транскрипция оперы для фортепиано раскупалась нарасхват, так что издатель Снегирев, в собственность которого перешла опера, не успевал удовлетворять требованиям публики. Слава Глинки в России была, таким образом, упрочена окончательно».
