Гамлет
У Валерия Фокина, который поставил в Александринском театре трагедию Шекспира «Гамлет», знаменитый шекспировский вопрос принца Датского «быть или не быть» задается с ернической издевкой, кривлянием. Известный монолог в спектакле усечен и выглядит пародией на тот тип театра, который ненавидит сам принц, когда дает наставления приехавшим актерам. Можно сказать, эта сцена — повод для насмешки над мировым театром, поскольку Дмитрий Лысенков, играющий Гамлета, переходит для пущей убедительности на английский. С какой-то актерской злобой и раздражением произносит Лысенков шекспировские слова, которые за много веков поистаскали братья артисты всех времен и народов. И этот монолог тоже стал болтовней. Слова, слова, слова…
Кстати о словах, в спектакле используется пять переводов: Михаила Морозова, Бориса Пастернака, Михаила Лозинского и Николая Полевого, а автор драматургической адаптации — современный драматург Вадим Леванов, пьеса которого «Ксения» идет на сцене Александринского театра.
Помимо театрального полемического подтекста, который ведут Фокин и Лысенков, конечно, в спектакле есть и другие содержательные смыслы.
Этот Гамлет — сумасшедший с первых сцен. Розенкранц (Тихон Жизневский) и Гильденстерн (Вадим Колганов) приставлены к нему как две няньки, два болванчика, этакие Бобчинский и Добчинский. Однако они призваны двором отнюдь не печься о здоровье принца, а спаивать его, чтобы выведать тайные мысли неблагонадежного сына.
Кажется, поначалу принц поддается на провокацию. В сцене венчания Клавдия на царство, где по этикету при дворе должен присутствовать и Гамлет, его буквально ставят в строй «никакого». В него влито немало алкоголя, поэтому принцу не до соблюдения правил приличия. Ему хочется пи-пи, и он не стесняется в сдерживании своих желаний. Он готов отойти, чтобы отлить в самый торжественный момент церемонии. Но на страже хлопотун Полоний Виктора Смирнова, царедворец с солидным стажем, с ним не забалуешь. Он не позволяет принцу отлучиться. Гамлет поначалу кажется привилегированным отпрыском царствующего дома, который выглядит в первых сценах не просто отчаянным сумасбродом, а отморозком. Хватает за задницу Офелию (Янина Лакоба), беспричинно хихикает, вертится, как юла, на месте.
Обычно сумасшествие принца постановщиками дается в процессе, в развитии. Вот он приехал в Эльсинор. Ему явился призрак отца, он призван мстить, и чтобы осуществить задуманное, притворяется сумасшедшим. Мы-то знаем, что он не сумасшедший, но играет сумасшедшего, а с нами, со зрителями, он как с другом Горацио — нормальный, в том смысле, что не больной. Фокин же сразу берет быка за рога. Не только двор, но и мы, зрители, сразу смущены таким Гамлетом.
Важно здесь не только то, что Гертруда, Клавдий и Полоний должны поверить в его душевную болезнь, но и мы, зрители. И только потом догадываемся, что принц все-таки ведет свою игру. Это Гамлет позволял себя спаивать. Розенкранц и Гильденстерн не догадались, что принц раскусил их. Они продолжают работать по предложенному сверху сценарию, а Гамлет незаметно для всех трезвеет.
Однако не Клавдий (Андрей Шимко) приводит в движение механизм слежки за принцем. Это Гертруда Марины Игнатовой обеспокоена поведением своего сына, поскольку лишила трона Гамлета она. Жажда власти такой Гертруды делает ее сестрой Леди Макбет. Клавдий оказался послушным орудием в ее руках — слабый муж при сильной жене. Это она решила убить отца Гамлета. Это она придумала весь сценарий со слежкой за сыном в надежде убрать его с дороги.
Элегантная ведьма появляется в черном маленьком платье, черном плащике, изящной шляпке. Нитка жемчуга добавляет последний акцент в строгий наряд. Траур по мужу и новая свадьба, как известно, совпали. По виду она — леди, но такая Гертруда из породы тех женщин, которые способны не только идти до конца, но и переступать через материнское, умертвить свою плоть и кровь ради власти. Что-то роднит ее с такими персонажами истории, как жена Геббельса, отравившая шестерых детей, когда пала нацистская империя.
Гертруда обговаривает с Лаэртом (Павел Юринов) детали дуэли с Гамлетом. Она в сердце коварного и подлого заговора. Однако осознает свое злодеяние как высокое предназначение. Гертруда, как ей кажется, играет свою историческую роль. И если Гамлет ставит свой спектакль, то и его мать тоже, преждевременно ставя себя на пьедестал величия. Но режиссером представления оказывается все-таки Гамлет, а Гертруда лишь исполнит свою роль, и потому проиграет сыну.
Победителей не будет. Мальчик Гамлет погибнет бессмысленно, кажется, так и не поняв, что родная мать причастна к его убийству. Гертруда же выпьет бокал с вином. И ей не скажут: «Не пей вина», — потому что она покончит с собой, осознавая себя и в последние минуты жизни королевой, которая проиграла.
Этот спектакль разворачивается в пространстве шекспировского «Глобуса» (сценография Александра Боровского, художник по свету Дамир Исмагилов), который развернут к зрителю торцом. Через черные перекладины амфитеатра, выстроенного на сцене, мы зачастую не видим лиц актеров, а слышим их речи, угадываем силуэты. Зритель уподоблен народу, который равнодушен к политическим интригам, что-то до него доносится с верхних этажей власти, но и только.
Всю правду знает один — друг Горацио (Андрей Матюков), паренек с рюкзаком, далекий от дворцовых интриг. Его Гамлет усаживает в первый ряд партера, а Фокин проводит еще одну границу между театром и жизнью, в которой, быть может, все актеры, но среди них есть и режиссеры.
