Участники дуэлей не считали поединок за честь убийством, если он проходил согласно определенным правилам.
Мода на дуэли пришла в Российскую империю из Европы — Италии и Франции, где еще с XIV века начали проходить поединки между дворянами. До России «дуэльная лихорадка» добралась с опозданием — только к правлению Петра Великого. Причем первыми дуэлянтами были иностранцы: в 1666 году в Немецкой слободе стрелялись английский майор Монтгомери и шотландский полковник Патрик Гордон.
Причиной для вызова могло стать не только прямое унижение чести оппонента или дамы, но даже неудачная шутка или неуместное высказывание. Впрочем, поединки иногда происходили и по совсем уж ничтожным поводам. Писатель Александр Радищев в «Путешествии из Петербурга в Москву» замечал:
Причиной для вызова могло стать не только прямое унижение чести оппонента или дамы, но даже неудачная шутка или неуместное высказывание. Впрочем, поединки иногда происходили и по совсем уж ничтожным поводам. Писатель Александр Радищев в «Путешествии из Петербурга в Москву» замечал:
Мода на дуэли пришла в Российскую империю из Европы — Италии и Франции, где еще с XIV века начали проходить поединки между дворянами. До России «дуэльная лихорадка» добралась с опозданием — только к правлению Петра Великого. Причем первыми дуэлянтами были иностранцы: в 1666 году в Немецкой слободе стрелялись английский майор Монтгомери и шотландский полковник Патрик Гордон.
Причиной для вызова могло стать не только прямое унижение чести оппонента или дамы, но даже неудачная шутка или неуместное высказывание. Впрочем, поединки иногда происходили и по совсем уж ничтожным поводам. Писатель Александр Радищев в «Путешествии из Петербурга в Москву» замечал:
Причиной для вызова могло стать не только прямое унижение чести оппонента или дамы, но даже неудачная шутка или неуместное высказывание. Впрочем, поединки иногда происходили и по совсем уж ничтожным поводам. Писатель Александр Радищев в «Путешествии из Петербурга в Москву» замечал:
“
Бывало хоть чуть-чуть кто-либо кого по нечаянности зацепит шпагою или шляпою, повредит ли на голове один волосочек, погнет ли на плече сукно, так милости просим в поле.
Запрет на поединки в Российской империи ввел еще Петр I. Воинский устав 1715 года предусматривал лишение чина и в некоторых случаях конфискацию имущества только за вызов, а за состоявшийся поединок дуэлянтам, оставшимся в живых, грозила смертная казнь. Строжайшие меры, впрочем, не смогли остановить «дуэльную лихорадку», как и манифест «О поединках» Екатерины II, который приравнивал убийство на дуэли к уголовному преступлению.
Сами участники дуэлей не считали поединок за честь убийством, если он проходил согласно определенным правилам. Однако никакого официального и закрепленного кодекса не существовало, поэтому соперники обращались к «знатокам» в вопросах проведения дуэлей.
В «Евгении Онегине» такую роль выполняет Зарецкий. По одной из версий, прототипом этого героя был граф Федор Толстой, знаменитый авантюрист по прозвищу Американец, который был заядлым дуэлянтом: в поединках с ним погибло 11 человек. В романе этот персонаж описан как «в дуэлях классик и педант», но Зарецкий, наблюдая за поединком Онегина и Ленского, скорее всего, сознательно допустил несколько принципиальных ошибок, противоречащих общепринятым дуэльным правилам XIX века.
По традиции секундант направлял противнику письменный вызов, который назывался картелем. Задачей секунданта было прежде всего приложить все усилия, чтобы уладить конфликт до дуэли. Зарецкий мог привести друзей к примирению как минимум трижды. Первый раз — при передаче картели Онегину, однако, передав вызов, он «…встал без объяснений; / Остаться доле не хотел, / Имея дома много дел…». Вторая возможность расстроить дуэль ему выпала, когда Онегин назвал своим секундантом лакея Гильо.
Секунданты должны были быть равны по социальному статусу, так что такой выбор оскорблял самого Зарецкого и противоречил правилам. Секунданты также не встретились накануне поединка, как было принято, чтобы без участников обсудить правила дуэли. В результате такой встречи секунданты могли принять решение, что нанесенного оскорбления недостаточно для поединка. Из-за нарушения негласного регламента по всем этим пунктам дуэль Онегина и Ленского можно было отменить.
Третий шанс предотвратить кровопролитие Зарецкий тоже не использовал. Опоздавшего на целый час Онегина можно было признать неявившимся, а дуэль — несостоявшейся.
После вызова определялась тяжесть нанесенного оскорбления, от которой зависела жесткость условий поединка. Несмотря на то что конфликт Ленского и Онегина не был таким уж серьезным, Зарецкий развел их на 32 шага, то есть между барьерами было около 10 шагов и по 11 шагов мог сделать каждый из соперников. Кроме того, была выбрана самая опасная тактика — при ней, как правило, ранены или убиты оказывались оба участника. Дуэлянты должны были быстро выйти к барьеру и с минимального расстояния стрелять практически в упор в неподвижного противника.
Во время самой дуэли Онегин снова повел себя нехарактерно — правда, на этот раз, чтобы предотвратить фатальный исход:
Сами участники дуэлей не считали поединок за честь убийством, если он проходил согласно определенным правилам. Однако никакого официального и закрепленного кодекса не существовало, поэтому соперники обращались к «знатокам» в вопросах проведения дуэлей.
В «Евгении Онегине» такую роль выполняет Зарецкий. По одной из версий, прототипом этого героя был граф Федор Толстой, знаменитый авантюрист по прозвищу Американец, который был заядлым дуэлянтом: в поединках с ним погибло 11 человек. В романе этот персонаж описан как «в дуэлях классик и педант», но Зарецкий, наблюдая за поединком Онегина и Ленского, скорее всего, сознательно допустил несколько принципиальных ошибок, противоречащих общепринятым дуэльным правилам XIX века.
По традиции секундант направлял противнику письменный вызов, который назывался картелем. Задачей секунданта было прежде всего приложить все усилия, чтобы уладить конфликт до дуэли. Зарецкий мог привести друзей к примирению как минимум трижды. Первый раз — при передаче картели Онегину, однако, передав вызов, он «…встал без объяснений; / Остаться доле не хотел, / Имея дома много дел…». Вторая возможность расстроить дуэль ему выпала, когда Онегин назвал своим секундантом лакея Гильо.
Секунданты должны были быть равны по социальному статусу, так что такой выбор оскорблял самого Зарецкого и противоречил правилам. Секунданты также не встретились накануне поединка, как было принято, чтобы без участников обсудить правила дуэли. В результате такой встречи секунданты могли принять решение, что нанесенного оскорбления недостаточно для поединка. Из-за нарушения негласного регламента по всем этим пунктам дуэль Онегина и Ленского можно было отменить.
Третий шанс предотвратить кровопролитие Зарецкий тоже не использовал. Опоздавшего на целый час Онегина можно было признать неявившимся, а дуэль — несостоявшейся.
После вызова определялась тяжесть нанесенного оскорбления, от которой зависела жесткость условий поединка. Несмотря на то что конфликт Ленского и Онегина не был таким уж серьезным, Зарецкий развел их на 32 шага, то есть между барьерами было около 10 шагов и по 11 шагов мог сделать каждый из соперников. Кроме того, была выбрана самая опасная тактика — при ней, как правило, ранены или убиты оказывались оба участника. Дуэлянты должны были быстро выйти к барьеру и с минимального расстояния стрелять практически в упор в неподвижного противника.
Во время самой дуэли Онегин снова повел себя нехарактерно — правда, на этот раз, чтобы предотвратить фатальный исход:
“
Свой пистолет тогда Евгений,
Не преставая наступать,
Стал первый тихо подымать.
Не преставая наступать,
Стал первый тихо подымать.
Если бы он действительно хотел убить Ленского, он бы целился, только подойдя к барьеру, а не на ходу.
Как правило, в таких случаях дуэлянт подходил как можно ближе, давал сопернику выстрелить первым, а затем уже хладнокровно стрелял в неподвижную «мишень». Выстрелить в воздух Онегин не мог: этим он бы нанес Ленскому новое оскорбление. Но и убивать друга не входило в его планы.
А вот Зарецкий, как полагают некоторые литературоведы, был заинтересован в максимальном резонансе поединка. Все его нарочитые ошибки при подготовке поединка и во время него увеличивали шансы летального исхода для одного из противников, а значит, дуэль стала бы громкой историей, об участниках которой, включая самого Зарецкого, много говорили бы в свете.
Как правило, в таких случаях дуэлянт подходил как можно ближе, давал сопернику выстрелить первым, а затем уже хладнокровно стрелял в неподвижную «мишень». Выстрелить в воздух Онегин не мог: этим он бы нанес Ленскому новое оскорбление. Но и убивать друга не входило в его планы.
А вот Зарецкий, как полагают некоторые литературоведы, был заинтересован в максимальном резонансе поединка. Все его нарочитые ошибки при подготовке поединка и во время него увеличивали шансы летального исхода для одного из противников, а значит, дуэль стала бы громкой историей, об участниках которой, включая самого Зарецкого, много говорили бы в свете.
Материалы по теме
