«Человек в футляре» — это расхожее выражение, которое закрепилось в языке под влиянием русской классической литературы. Так говорят о замкнутом, нелюдимом человеке, он не выходит за пределы своего круга интересов, не принимает новое и оценивает жизнь в соответствии с официальными предписаниями.
“
Неестественность тона, казенную натянутость наших рассуждений отнес к себе, приписал тому, что он — сухарь, посредственность, человек в футляре.
Впервые оборот «человек в футляре» употребил писатель Николай Лесков в повести «Островитянин». Его значение, впрочем, отличалось от современного:
“
Но всего замечательней в этом лице были глаза, эти окна души, как их называли поэты, — окна, в которые внутренний человек смотрит на свет из своего футляра.
«Футляр» в тексте Лескова означал внешнюю, бытовую оболочку. Тогда у этого выражения еще не сформировалась негативная коннотация.
Известным словосочетание сделал Антон Чехов. Сперва он упоминал «человека в футляре» в записных книжках: «человек в футляре: всё у него в футляре. Когда лежал в гробу, казалось, улыбался: нашел идеал»; «человек в футляре, в калошах, зонт в чехле, часы в футляре, нож в чехле. Когда лежал в гробу, то казалось, улыбался: нашел свой идеал». Точные даты этих заметок не сохранились.
Известным словосочетание сделал Антон Чехов. Сперва он упоминал «человека в футляре» в записных книжках: «человек в футляре: всё у него в футляре. Когда лежал в гробу, казалось, улыбался: нашел идеал»; «человек в футляре, в калошах, зонт в чехле, часы в футляре, нож в чехле. Когда лежал в гробу, то казалось, улыбался: нашел свой идеал». Точные даты этих заметок не сохранились.
“
Вероятно, в семье и в обществе своих друзей он не такой — немножко слишком официальный, не хочется сказать «человек в футляре».
В 1898 году вышел рассказ Чехова с заголовком «Человек в футляре». Его герой, учитель греческого Беликов, жил замкнуто и отрицал все, что не знал и не понимал:
“
Он… всегда, даже в очень хорошую погоду, выходил в калошах и с зонтиком и непременно в теплом пальто на вате. И зонтик у него был в чехле, и часы в чехле из серой замши, и когда вынимал перочинный нож, чтобы очинить карандаш, то и нож у него был в чехольчике; и лицо, казалось, тоже было в чехле, так как он все время прятал его в поднятый воротник. <…> У этого человека наблюдалось постоянное и непреодолимое стремление окружить себя оболочкой, создать себе, так сказать, футляр, который уединил бы его, защитил бы от внешних влияний. Действительность раздражала его, пугала, держала в постоянной тревоге.
Выражение стало нарицательным. Оно быстро перешло из литературы в повседневный язык, как многие другие авторские обороты, — «иудушка», «кисейная барышня», «обломовщина». Авторы «Фразеологического словаря русского литературного языка» фиксировали, что так говорят с ироническим подтекстом.