Еще 100−150 лет сказки слушали взрослые, а современные их версии в основном адаптированы для детей.
В русских сказках, преимущественно волшебных, часто фигурирует Ягая, Ягишна или Егибоба, у украинцев — Баба-Язя, у поляков — Бабоендза, у чехов и словенцев — Ежибаба. В праславянском языке словом ęgа называются различные «гады», например змеи и ящерицы. Поэтому само имя сближает сказочного персонажа с обитателями Нижнего, подземного мира.
Этимологический словарь Макса Фасмера указывает, что имя Яги родственно прибалтийским словам, обозначающим досаду, раздражение, нечто противное, а также древне-исландскому ekki — «скорбь», «боль». А наиболее полно образ Бабы-яги в 1930–40-е годы исследовал советский фольклорист Владимир Пропп.
В первобытном обществе, где главным источником пропитания была охота, каждый мальчик должен был пройти обряд инициации — символически «умереть» и «родиться» уже в новом качестве. Древние люди верили, что «путешествие в загробный мир» давало будущему охотнику магические способности: звериные нюх и слух, умение понимать язык животных и быть незаметным в лесу. Посвящаемого уводили в лес, где морили голодом, пытали огнем, закапывали в землю, отрезали пальцы рук, выбивали зубы, давали галлюциногенные растения. После пройденных испытаний человек начинал верить, что действительно побывал на том свете.
В образе Бабы-яги, по мнению Проппа, соединяются черты распорядителя этого обряда и стража, охраняющего вход в царство мертвых. В сказках Яга живет в избушке на курьих ножках. Истоки этого оригинального архитектурного решения трактуются по-разному. Одни исследователи считают, что куриные ноги — отголосок эпохи тотемизма, когда животным приписывали магические силы. Другие — что избушками на курьих ножках называли особые срубы на сваях, где хоронили мертвых финно-угорские народы. Избушка Яги обычно стоит на опушке, то есть на границе двух миров. Дверью она повернута к лесу — миру мертвых. Герой сказки не может сам пересечь невидимую границу, попросту обойти избушку и войти с другой стороны — и должен произнести заклинание: «Избушка-избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!».
Этимологический словарь Макса Фасмера указывает, что имя Яги родственно прибалтийским словам, обозначающим досаду, раздражение, нечто противное, а также древне-исландскому ekki — «скорбь», «боль». А наиболее полно образ Бабы-яги в 1930–40-е годы исследовал советский фольклорист Владимир Пропп.
В первобытном обществе, где главным источником пропитания была охота, каждый мальчик должен был пройти обряд инициации — символически «умереть» и «родиться» уже в новом качестве. Древние люди верили, что «путешествие в загробный мир» давало будущему охотнику магические способности: звериные нюх и слух, умение понимать язык животных и быть незаметным в лесу. Посвящаемого уводили в лес, где морили голодом, пытали огнем, закапывали в землю, отрезали пальцы рук, выбивали зубы, давали галлюциногенные растения. После пройденных испытаний человек начинал верить, что действительно побывал на том свете.
В образе Бабы-яги, по мнению Проппа, соединяются черты распорядителя этого обряда и стража, охраняющего вход в царство мертвых. В сказках Яга живет в избушке на курьих ножках. Истоки этого оригинального архитектурного решения трактуются по-разному. Одни исследователи считают, что куриные ноги — отголосок эпохи тотемизма, когда животным приписывали магические силы. Другие — что избушками на курьих ножках называли особые срубы на сваях, где хоронили мертвых финно-угорские народы. Избушка Яги обычно стоит на опушке, то есть на границе двух миров. Дверью она повернута к лесу — миру мертвых. Герой сказки не может сам пересечь невидимую границу, попросту обойти избушку и войти с другой стороны — и должен произнести заклинание: «Избушка-избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!».
“
Эта избушка — сторожевая застава. За черту герой попадет не раньше, чем будет подвергнут допросу и испытанию, может ли он следовать дальше. Собственно, первое испытание уже выдержано. Иван знал заклинание и сумел подуть на избушку и повернуть ее.
В некоторых сказках внешность Яги описывают в деталях: «Впереди голова, в одном углу нога, в другом другая», «На печке лежит баба-яга, костяная нога, из угла в угол, нос в потолок врос». И Пропп заключил, что «Яга напоминает собой труп, труп в тесном гробу или в специальной клетушке, где хоронят или оставляют умирать. Она — мертвец». Отсюда в сказках появились и костяная нога — нога скелета, — и слепота старухи.
Правда, напрямую в сказках не говорится, что Яга слепая. Встретив героя, она восклицает: «Фу, фу, фу! Прежде русского духу слыхом не слыхано, видом не видано; нынче русский дух на ложку садится, сам в рот катится». По логике древних людей, как живым неприятен запах смерти, так и мертвые не переносят запаха живых. А «русский дух в сказках» — это именно запах живого человека.
Встретив героя, Яга начинает выпытывать, куда и зачем он путь держит. И получает стандартный ответ: «Чего кричишь? Ты прежде напой-накорми, в баню своди да после про вести и спрашивай». Древние верили, что умерший становится «своим» в потустороннем мире, лишь отведав там пищи. Потому Иван, поев блинков у Бабы-яги, становится причастным к миру мертвых.
Далее «классическая» Баба-яга дает герою добрый совет, дарит волшебный предмет или животное: коня, собаку, клубок ниток, тарелку с золотыми яблоками. Такой тип Яги Владимир Пропп назвал Ягой-дарительницей.
В некоторых сказках герой похищает магическое средство или волшебного помощника у Яги, и тогда старуха бросается за ним в погоню в своей ступе. Такой тип называют Ягой-воительницей. Например, в сказке «Марья Моревна» Иван-царевич крадет у Бабы-яги волшебного жеребенка, и во время погони за ним Яга погибает в Огненной реке.
Третий тип Яги — похитительница детей. Гуси-лебеди из одноименной сказки крадут мальчика и относят его к Бабе-яге, а старшая сестра его выручает. Пропп увидел сходство такой Яги с «лесными» и «водяными» учителями — другими персонажами русских сказок, которые забирают детей у родителей. И хотя кажется, что похищенный ребенок обязательно погибнет — обычно он возвращается к семье, обучившись волшебной науке. Образы похожих злодеев есть также во французском и немецком фольклоре — например, ведьма, которая заманивает к себе детей, чтобы их съесть. В итоге дети сжигают ведьму в печке и благополучно возвращаются домой.
Такие сказки про похищение детей также возникли из первобытного обычая. В древности дети могли проходить инициацию гораздо раньше наступления половой зрелости. Бывали случаи, когда ребенка еще до его рождения «запродавали», то есть обещали в другое племя или тайный союз. По этой договоренности ребенка забирали у родителей, когда он достигал оговоренного возраста.
Долгое время исследователи недоумевали: почему Баба-яга — женщина, если в охотничьей инициации участвовали только мужчины? Оказалось, что во многих племенах шаманы и вожди для проведения обряда переодевались в женскую одежду. Ученые предположили, что так проявлялась память о времени матриархата, когда почитали прародительницу племени. В этом контексте особенно любопытно, что лучшей Бабой-ягой в кино стал мужчина — Георгий Милляр, который играл Ягу, переодеваясь в старуху, в фильмах режиссера Александра Роу.
С развитием земледелия необходимость в охотничьей инициации отпала, и обряд стал существовать в виде мифа. Затем люди и миф перестали воспринимать как священное знание, и сведения о нем «опустились» на уровень сказки. Еще 100–150 лет сказки слушали взрослые, а современные их версии в основном адаптированы для детей. И такие тексты не всегда позволяют в полной мере оценить настоящую фольклорную Бабу-ягу — страшную для непосвященного, но помогающую достойному.
Правда, напрямую в сказках не говорится, что Яга слепая. Встретив героя, она восклицает: «Фу, фу, фу! Прежде русского духу слыхом не слыхано, видом не видано; нынче русский дух на ложку садится, сам в рот катится». По логике древних людей, как живым неприятен запах смерти, так и мертвые не переносят запаха живых. А «русский дух в сказках» — это именно запах живого человека.
Встретив героя, Яга начинает выпытывать, куда и зачем он путь держит. И получает стандартный ответ: «Чего кричишь? Ты прежде напой-накорми, в баню своди да после про вести и спрашивай». Древние верили, что умерший становится «своим» в потустороннем мире, лишь отведав там пищи. Потому Иван, поев блинков у Бабы-яги, становится причастным к миру мертвых.
Далее «классическая» Баба-яга дает герою добрый совет, дарит волшебный предмет или животное: коня, собаку, клубок ниток, тарелку с золотыми яблоками. Такой тип Яги Владимир Пропп назвал Ягой-дарительницей.
В некоторых сказках герой похищает магическое средство или волшебного помощника у Яги, и тогда старуха бросается за ним в погоню в своей ступе. Такой тип называют Ягой-воительницей. Например, в сказке «Марья Моревна» Иван-царевич крадет у Бабы-яги волшебного жеребенка, и во время погони за ним Яга погибает в Огненной реке.
Третий тип Яги — похитительница детей. Гуси-лебеди из одноименной сказки крадут мальчика и относят его к Бабе-яге, а старшая сестра его выручает. Пропп увидел сходство такой Яги с «лесными» и «водяными» учителями — другими персонажами русских сказок, которые забирают детей у родителей. И хотя кажется, что похищенный ребенок обязательно погибнет — обычно он возвращается к семье, обучившись волшебной науке. Образы похожих злодеев есть также во французском и немецком фольклоре — например, ведьма, которая заманивает к себе детей, чтобы их съесть. В итоге дети сжигают ведьму в печке и благополучно возвращаются домой.
Такие сказки про похищение детей также возникли из первобытного обычая. В древности дети могли проходить инициацию гораздо раньше наступления половой зрелости. Бывали случаи, когда ребенка еще до его рождения «запродавали», то есть обещали в другое племя или тайный союз. По этой договоренности ребенка забирали у родителей, когда он достигал оговоренного возраста.
Долгое время исследователи недоумевали: почему Баба-яга — женщина, если в охотничьей инициации участвовали только мужчины? Оказалось, что во многих племенах шаманы и вожди для проведения обряда переодевались в женскую одежду. Ученые предположили, что так проявлялась память о времени матриархата, когда почитали прародительницу племени. В этом контексте особенно любопытно, что лучшей Бабой-ягой в кино стал мужчина — Георгий Милляр, который играл Ягу, переодеваясь в старуху, в фильмах режиссера Александра Роу.
С развитием земледелия необходимость в охотничьей инициации отпала, и обряд стал существовать в виде мифа. Затем люди и миф перестали воспринимать как священное знание, и сведения о нем «опустились» на уровень сказки. Еще 100–150 лет сказки слушали взрослые, а современные их версии в основном адаптированы для детей. И такие тексты не всегда позволяют в полной мере оценить настоящую фольклорную Бабу-ягу — страшную для непосвященного, но помогающую достойному.
В русских сказках, преимущественно волшебных, часто фигурирует Ягая, Ягишна или Егибоба, у украинцев — Баба-Язя, у поляков — Бабоендза, у чехов и словенцев — Ежибаба. В праславянском языке словом ęgа называются различные «гады», например змеи и ящерицы. Поэтому само имя сближает сказочного персонажа с обитателями Нижнего, подземного мира.
Этимологический словарь Макса Фасмера указывает, что имя Яги родственно прибалтийским словам, обозначающим досаду, раздражение, нечто противное, а также древне-исландскому ekki — «скорбь», «боль». А наиболее полно образ Бабы-яги в 1930–40-е годы исследовал советский фольклорист Владимир Пропп.
В первобытном обществе, где главным источником пропитания была охота, каждый мальчик должен был пройти обряд инициации — символически «умереть» и «родиться» уже в новом качестве. Древние люди верили, что «путешествие в загробный мир» давало будущему охотнику магические способности: звериные нюх и слух, умение понимать язык животных и быть незаметным в лесу. Посвящаемого уводили в лес, где морили голодом, пытали огнем, закапывали в землю, отрезали пальцы рук, выбивали зубы, давали галлюциногенные растения. После пройденных испытаний человек начинал верить, что действительно побывал на том свете.
В образе Бабы-яги, по мнению Проппа, соединяются черты распорядителя этого обряда и стража, охраняющего вход в царство мертвых. В сказках Яга живет в избушке на курьих ножках. Истоки этого оригинального архитектурного решения трактуются по-разному. Одни исследователи считают, что куриные ноги — отголосок эпохи тотемизма, когда животным приписывали магические силы. Другие — что избушками на курьих ножках называли особые срубы на сваях, где хоронили мертвых финно-угорские народы. Избушка Яги обычно стоит на опушке, то есть на границе двух миров. Дверью она повернута к лесу — миру мертвых. Герой сказки не может сам пересечь невидимую границу, попросту обойти избушку и войти с другой стороны — и должен произнести заклинание: «Избушка-избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!».
«Эта избушка — сторожевая застава. За черту герой попадет не раньше, чем будет подвергнут допросу и испытанию, может ли он следовать дальше. Собственно, первое испытание уже выдержано. Иван знал заклинание и сумел подуть на избушку и повернуть ее».
Из книги Владимира Проппа «Исторические корни волшебной сказки»
В некоторых сказках внешность Яги описывают в деталях: «Впереди голова, в одном углу нога, в другом другая», «На печке лежит баба-яга, костяная нога, из угла в угол, нос в потолок врос». И Пропп заключил, что «Яга напоминает собой труп, труп в тесном гробу или в специальной клетушке, где хоронят или оставляют умирать. Она — мертвец». Отсюда в сказках появились и костяная нога — нога скелета, — и слепота старухи.
Правда, напрямую в сказках не говорится, что Яга слепая. Встретив героя, она восклицает: «Фу, фу, фу! Прежде русского духу слыхом не слыхано, видом не видано; нынче русский дух на ложку садится, сам в рот катится». По логике древних людей, как живым неприятен запах смерти, так и мертвые не переносят запаха живых. А «русский дух в сказках» — это именно запах живого человека.
Встретив героя, Яга начинает выпытывать, куда и зачем он путь держит. И получает стандартный ответ: «Чего кричишь? Ты прежде напой-накорми, в баню своди да после про вести и спрашивай». Древние верили, что умерший становится «своим» в потустороннем мире, лишь отведав там пищи. Потому Иван, поев блинков у Бабы-яги, становится причастным к миру мертвых.
Далее «классическая» Баба-яга дает герою добрый совет, дарит волшебный предмет или животное: коня, собаку, клубок ниток, тарелку с золотыми яблоками. Такой тип Яги Владимир Пропп назвал Ягой-дарительницей.
В некоторых сказках герой похищает магическое средство или волшебного помощника у Яги, и тогда старуха бросается за ним в погоню в своей ступе. Такой тип называют Ягой-воительницей. Например, в сказке «Марья Моревна» Иван-царевич крадет у Бабы-яги волшебного жеребенка, и во время погони за ним Яга погибает в Огненной реке.
Третий тип Яги — похитительница детей. Гуси-лебеди из одноименной сказки крадут мальчика и относят его к Бабе-яге, а старшая сестра его выручает. Пропп увидел сходство такой Яги с «лесными» и «водяными» учителями — другими персонажами русских сказок, которые забирают детей у родителей. И хотя кажется, что похищенный ребенок обязательно погибнет — обычно он возвращается к семье, обучившись волшебной науке. Образы похожих злодеев есть также во французском и немецком фольклоре — например, ведьма, которая заманивает к себе детей, чтобы их съесть. В итоге дети сжигают ведьму в печке и благополучно возвращаются домой.
Такие сказки про похищение детей также возникли из первобытного обычая. В древности дети могли проходить инициацию гораздо раньше наступления половой зрелости. Бывали случаи, когда ребенка еще до его рождения «запродавали», то есть обещали в другое племя или тайный союз. По этой договоренности ребенка забирали у родителей, когда он достигал оговоренного возраста.
Долгое время исследователи недоумевали: почему Баба-яга — женщина, если в охотничьей инициации участвовали только мужчины? Оказалось, что во многих племенах шаманы и вожди для проведения обряда переодевались в женскую одежду. Ученые предположили, что так проявлялась память о времени матриархата, когда почитали прародительницу племени. В этом контексте особенно любопытно, что лучшей Бабой-ягой в кино стал мужчина — Георгий Милляр, который играл Ягу, переодеваясь в старуху, в фильмах режиссера Александра Роу.
С развитием земледелия необходимость в охотничьей инициации отпала, и обряд стал существовать в виде мифа. Затем люди и миф перестали воспринимать как священное знание, и сведения о нем «опустились» на уровень сказки. Еще 100–150 лет сказки слушали взрослые, а современные их версии в основном адаптированы для детей. И такие тексты не всегда позволяют в полной мере оценить настоящую фольклорную Бабу-ягу — страшную для непосвященного, но помогающую достойному.
Этимологический словарь Макса Фасмера указывает, что имя Яги родственно прибалтийским словам, обозначающим досаду, раздражение, нечто противное, а также древне-исландскому ekki — «скорбь», «боль». А наиболее полно образ Бабы-яги в 1930–40-е годы исследовал советский фольклорист Владимир Пропп.
В первобытном обществе, где главным источником пропитания была охота, каждый мальчик должен был пройти обряд инициации — символически «умереть» и «родиться» уже в новом качестве. Древние люди верили, что «путешествие в загробный мир» давало будущему охотнику магические способности: звериные нюх и слух, умение понимать язык животных и быть незаметным в лесу. Посвящаемого уводили в лес, где морили голодом, пытали огнем, закапывали в землю, отрезали пальцы рук, выбивали зубы, давали галлюциногенные растения. После пройденных испытаний человек начинал верить, что действительно побывал на том свете.
В образе Бабы-яги, по мнению Проппа, соединяются черты распорядителя этого обряда и стража, охраняющего вход в царство мертвых. В сказках Яга живет в избушке на курьих ножках. Истоки этого оригинального архитектурного решения трактуются по-разному. Одни исследователи считают, что куриные ноги — отголосок эпохи тотемизма, когда животным приписывали магические силы. Другие — что избушками на курьих ножках называли особые срубы на сваях, где хоронили мертвых финно-угорские народы. Избушка Яги обычно стоит на опушке, то есть на границе двух миров. Дверью она повернута к лесу — миру мертвых. Герой сказки не может сам пересечь невидимую границу, попросту обойти избушку и войти с другой стороны — и должен произнести заклинание: «Избушка-избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!».
«Эта избушка — сторожевая застава. За черту герой попадет не раньше, чем будет подвергнут допросу и испытанию, может ли он следовать дальше. Собственно, первое испытание уже выдержано. Иван знал заклинание и сумел подуть на избушку и повернуть ее».
Из книги Владимира Проппа «Исторические корни волшебной сказки»
В некоторых сказках внешность Яги описывают в деталях: «Впереди голова, в одном углу нога, в другом другая», «На печке лежит баба-яга, костяная нога, из угла в угол, нос в потолок врос». И Пропп заключил, что «Яга напоминает собой труп, труп в тесном гробу или в специальной клетушке, где хоронят или оставляют умирать. Она — мертвец». Отсюда в сказках появились и костяная нога — нога скелета, — и слепота старухи.
Правда, напрямую в сказках не говорится, что Яга слепая. Встретив героя, она восклицает: «Фу, фу, фу! Прежде русского духу слыхом не слыхано, видом не видано; нынче русский дух на ложку садится, сам в рот катится». По логике древних людей, как живым неприятен запах смерти, так и мертвые не переносят запаха живых. А «русский дух в сказках» — это именно запах живого человека.
Встретив героя, Яга начинает выпытывать, куда и зачем он путь держит. И получает стандартный ответ: «Чего кричишь? Ты прежде напой-накорми, в баню своди да после про вести и спрашивай». Древние верили, что умерший становится «своим» в потустороннем мире, лишь отведав там пищи. Потому Иван, поев блинков у Бабы-яги, становится причастным к миру мертвых.
Далее «классическая» Баба-яга дает герою добрый совет, дарит волшебный предмет или животное: коня, собаку, клубок ниток, тарелку с золотыми яблоками. Такой тип Яги Владимир Пропп назвал Ягой-дарительницей.
В некоторых сказках герой похищает магическое средство или волшебного помощника у Яги, и тогда старуха бросается за ним в погоню в своей ступе. Такой тип называют Ягой-воительницей. Например, в сказке «Марья Моревна» Иван-царевич крадет у Бабы-яги волшебного жеребенка, и во время погони за ним Яга погибает в Огненной реке.
Третий тип Яги — похитительница детей. Гуси-лебеди из одноименной сказки крадут мальчика и относят его к Бабе-яге, а старшая сестра его выручает. Пропп увидел сходство такой Яги с «лесными» и «водяными» учителями — другими персонажами русских сказок, которые забирают детей у родителей. И хотя кажется, что похищенный ребенок обязательно погибнет — обычно он возвращается к семье, обучившись волшебной науке. Образы похожих злодеев есть также во французском и немецком фольклоре — например, ведьма, которая заманивает к себе детей, чтобы их съесть. В итоге дети сжигают ведьму в печке и благополучно возвращаются домой.
Такие сказки про похищение детей также возникли из первобытного обычая. В древности дети могли проходить инициацию гораздо раньше наступления половой зрелости. Бывали случаи, когда ребенка еще до его рождения «запродавали», то есть обещали в другое племя или тайный союз. По этой договоренности ребенка забирали у родителей, когда он достигал оговоренного возраста.
Долгое время исследователи недоумевали: почему Баба-яга — женщина, если в охотничьей инициации участвовали только мужчины? Оказалось, что во многих племенах шаманы и вожди для проведения обряда переодевались в женскую одежду. Ученые предположили, что так проявлялась память о времени матриархата, когда почитали прародительницу племени. В этом контексте особенно любопытно, что лучшей Бабой-ягой в кино стал мужчина — Георгий Милляр, который играл Ягу, переодеваясь в старуху, в фильмах режиссера Александра Роу.
С развитием земледелия необходимость в охотничьей инициации отпала, и обряд стал существовать в виде мифа. Затем люди и миф перестали воспринимать как священное знание, и сведения о нем «опустились» на уровень сказки. Еще 100–150 лет сказки слушали взрослые, а современные их версии в основном адаптированы для детей. И такие тексты не всегда позволяют в полной мере оценить настоящую фольклорную Бабу-ягу — страшную для непосвященного, но помогающую достойному.
«Культура.РФ» благодарит за вопрос читательницу Екатерину из Уфы.
Материалы по теме
