Все поклонники Зинаиды Волконской и их стихи
Одна из самых блестящих женщин пушкинской эпохи Зинаида Волконская — красавица, светская львица, обладательница оперного голоса. Еще она писала музыку, стихи и неплохо рисовала. Впрочем, ее собственные сочинения сегодня никто не помнит, зато строки, посвященные ей разными авторами, вошли в историю русской литературы. Ко дню рождения Волконской вспоминаем ее почитателей и их посвящения вместе с Софьей Багдасаровой.
Александр I
Один из немногих случаев, когда стихи посвящены не Зинаиде Волконской, а наоборот. Император питал к ней глубокую симпатию. При дворе в Петербурге княгиня Волконская занимала высокое положение, а когда после 1812 года она поселилась за границей, то продолжала блистать в обществе, тем более что Александр I любил бывать у нее в Париже, а также во время конгрессов в Вене и Вероне.
Сохранились письма императора Александра I к прекрасной Зинаиде. Он пишет ей, в частности, «горю нетерпением, княгиня, пасть к стопам вашим; вчера я уже жаждал этого счастия», сообщает о ситуации на фронте во время Заграничных походов 1813 года и как-то пренебрежительно называет ее мужа «обыкновенным курьером», посылая с ним письма. Увлечение Волконской театром не одобрял, пока на Веронском конгрессе она не сделала ему сюрприз — сыграла в его любимой опере «Мельничиха» Джованни Паизиелло.
Когда император скончался, ее друг Иван Козлов утешал ее в письмах: «Я много о Вас думал все это время, я знаю, какого друга Вы лично потеряли в нем и в какой мере эта утрата Вам тягостна». Позже Волконская написала кантату памяти Александра и сама сочинила на нее музыку, а также собрала свидетельства очевидцев его смерти и написала о ней «Записки».
Евгений Боратынский
Московский салон Зинаида Волконская держала с 1824 по 1829 год. Затем она решила покинуть Россию и поселиться в Италии. Постоянный посетитель ее салона на Тверской Евгений Боратынский, считавшийся одним из лучших поэтов своего времени, написал на ее отъезд стихи, исполненные грусти и легкой зависти:
Из царства виста и зимы,
Где под управой их двоякой,
И атмосферу и умы
Сжимает холод одинакой,
Где жизнь какой-то тяжкий сон,
Она спешит на юг прекрасный,
Под Авзонийский небосклон
Одушевленный, сладострастный…
Где под управой их двоякой,
И атмосферу и умы
Сжимает холод одинакой,
Где жизнь какой-то тяжкий сон,
Она спешит на юг прекрасный,
Под Авзонийский небосклон
Одушевленный, сладострастный…
Дмитрий Веневитинов
Для «архивного юноши» поэта Веневитинова она была главной и безответной любовью жизни. Он посвятил ей множество стихотворений (в том числе «К моей богине», «Кинжал», «Завещание», «Италия», «Элегия», «Три розы») и даже водевиль по случаю ее именин «Нежданный праздник».
Волшебница! Как сладко пела ты
Про дивную страну очарованья,
Про жаркую отчизну красоты!
Как я любил твои воспоминанья,
Как жадно я внимал словам твоим
И как мечтал о крае неизвестном!
Про дивную страну очарованья,
Про жаркую отчизну красоты!
Как я любил твои воспоминанья,
Как жадно я внимал словам твоим
И как мечтал о крае неизвестном!
Трогательна история стихотворения «К моему перстню»: перед отъездом красавица подарила поклоннику античный перстень, найденный ею при посещении помпейских раскопок. Он прикрепил его к цепочке и поклялся, что наденет на палец только перед свадьбой или смертью. В 21 год он сильно простудился, впал в забытье, метался в бреду. Его друг поэт Алексей Хомяков вспомнил просьбу Веневитинова и стал надевать умирающему кольцо на руку. Тот очнулся и спросил: «Разве меня венчают?» Похоронили Веневитинова с этим украшением, но когда в советское время разрушили Симонов монастырь, его останки перенесли на Новодевичье кладбище. А перстень попал в экспозицию Литературного музея.
Петр Вяземский
Князь Вяземский весьма любил салон Волконской, однако стихов, посвященных ей, не оставил — не считая «Куплетов на день рождения» 1828 года (ей, между прочим, тогда исполнялось 39 лет). Это длинное шутливое стихотворение он сочинил совместно с Боратынским, Шевыревым, Павловым и Киреевским: «Земли небесный поселенец, / Росла пленительно она…».
Николай Иванчин-Писарев
Писатель-карамзинист Иванчин-Писарев — еще один частый гость московского салона Зинаиды Волконской. Как-то в ее доме был устроен маскарад, где она была наряжена Жанной д’Арк (кстати, про воительницу она сочинила целую оперу), а Иванчин-Писарев был Генрихом IV Наваррским. После праздника он вписал в ее альбом стихи:
Читайте также:
Вчера и взору вы представили весь мир:
Все века, все страны, от Финна до Китая,
Украсили ваш пир.
Там щурился Калмык пред гордостью испанской;
Танкред, дервиш, гусар, жидовка, господарь,
Все забавлялись там; и добрый нежный царь
Благоговел пред Девой Орлеанской!..
Все века, все страны, от Финна до Китая,
Украсили ваш пир.
Там щурился Калмык пред гордостью испанской;
Танкред, дервиш, гусар, жидовка, господарь,
Все забавлялись там; и добрый нежный царь
Благоговел пред Девой Орлеанской!..
В ответ дама в альбоме начертала: «Ваши стихи очаровательны и достойны галантности Генриха IV». Иванчин-Писарев также стал автором послания «Твой голос, некогда восторгом вдохновенный…»
Иван Киреевский
Даже мрачный философ Киреевский стал писать стихи благодаря Волконской. Говорят (немного, правда, преувеличивая), что это единственное сочиненное им стихотворение в жизни.
Средь жизни холодной, средь жизни пустой,
Средь мертвого круга вседневныя прозы,
Как сон, как поэта живая мечта,
Отрадно явилась она предо мною.
Средь мертвого круга вседневныя прозы,
Как сон, как поэта живая мечта,
Отрадно явилась она предо мною.
Иван Козлов
Облик прекрасной княгини — золотые волосы и глаза «цвета цейлонского сапфира» поразили поэта Козлова. Именно такой он запомнил ее — незадолго до того, как ослеп. Зинаиду Волконскую и ее великолепное контральто он продолжал воспевать и долгие годы после утраты зрения, потеряв возможность ходить из-за паралича.
…О, помню я, каким огнем
Сияли очи голубые,
Как на челе ее младом
Вилися кудри золотые!
И помню звук ее речей,
Как помнят чувство дорогое;
Он слышится в душе моей,
В нем было что-то неземное.
Сияли очи голубые,
Как на челе ее младом
Вилися кудри золотые!
И помню звук ее речей,
Как помнят чувство дорогое;
Он слышится в душе моей,
В нем было что-то неземное.
Волконской он посвятил свое переложение на современный язык «Плача Ярославны», которое получило большую известность. Зинаида обменивалась с ним стихотворными посланиями: «Ты арфа страданья, / Ты арфа терпенья, / Ты арфа с душой!», на что он отвечал: «Я арфа тревоги, ты арфа любви / И радости мирной, небесной…» Этому поклоннику из Помпей княгиня прислала чашечку из лавы Везувия. Козлов тоже считал подарок талисманом — и тоже хранил до самой смерти.
Адам Мицкевич
Польский изгнанник проводил в московском салоне Волконской множество вечеров, очарованный и хозяйкой, и окружавшими ее музыкантами и литераторами. В один из вечеров Мицкевич сымпровизировал стихотворение «Греческая комната», посвященное зале, недавно отделанной княгиней в античном духе — со статуэтками, этрусскими вазами и т. п. Существует одновременно польский текст стихотворения и авторский перевод на французский — чтобы быть понятым прекрасной читательницей (русский перевод позже выполнил Владимир Бенедиктов).
В потёмках попирал стопою я несмелой
Гебеновый паркет. Она, в одежде белой,
Передо мной идёт; и я за ней слежу:
Как звёздочка она ведёт меня… Вхожу…
Гебеновый паркет. Она, в одежде белой,
Передо мной идёт; и я за ней слежу:
Как звёздочка она ведёт меня… Вхожу…
Вяземский, которому довелось слушать импровизации Мицкевича, говорил, что в этот момент ощущалось «огнедышащее извержение поэзии». А французский сонет, который Мицкевич написал Волконской («О, поэзия! В тебе нет искусства живописи…»), видимо, вдохновил пушкинские стихи «Что в имени тебе моем…», посвященные полячке Каролине Собаньской.
Андрей Муравьев
Поэт Андрей Муравьев вошел в историю русской литературы как «бельведерский Митрофан» — его обозвал так в эпиграмме Пушкин, поскольку тот разбил во дворце Волконской статую Аполлона и попытался загладить свою вину стихотворением на пьедестале. (Кстати, Боратынский по случаю той же аварии написал на Муравьева эпиграмму «Убог умом, но не убог задором».)
Сам Муравьев княгине посвящал торжественные стихи в «славянском духе», например «Певец и Ольга» — о святой киевской княгине.
…В ней варяжская кровь моих светлых князей,
Ольга спящая — вновь пробудилася в ней!
Ее стан величав, как сосна на холме…
Кудри спят на плечах снеговой белизны,
Цвет лазурный в очах — Белозерской волны…
Ольга спящая — вновь пробудилася в ней!
Ее стан величав, как сосна на холме…
Кудри спят на плечах снеговой белизны,
Цвет лазурный в очах — Белозерской волны…
Волконская (урожденная Белосельская-Белозерская) гордилась своим происхождением от Рюрика, то есть от Ольги, и написала посвященную той поэму. Любопытно, что в семье ее отца хранилась «икона Ольги», будто бы написанная живописцем императора Константина Багрянородного, а когда картина попала в Эрмитаж, ученые выяснили, что это «Мария Магдалина» нидерландца XVI века Квентина Массейса.
Степан Нечаев
А археолог-любитель, историк и обер-прокурор Святейшего Синода, глядя на княгиню, вспомнил миф о Суде Париса.
Я не завидую Париду:
На трех богинь взирать он мог: —
Одну я видел Зенеиду —
И весь Олимп у милых ног!
На трех богинь взирать он мог: —
Одну я видел Зенеиду —
И весь Олимп у милых ног!
Николай Павлов
Поэту Николаю Павлову, мужу писательницы Каролины Павловой, не повезло — и имя, и фамилия у него совершенно незапоминающиеся. А стихи, посвященные Зинаиде Волконской, между прочим — одни из самых лучших. Вот строки из его куплетов про ее салон: «Гремела вам толпа живая, / И взорам виделось моим, / Как наша тихая Тверская / Перерождалась в звучный Рим».
Разумеется, он тоже сочинил прощальные стихи на отъезд ее из Москвы в Италию:
…Там ей и быть, где солнца луч теплее,
Где так роскошны небеса,
Где человек с искусствами дружнее
И где так звучны голоса!
Где так роскошны небеса,
Где человек с искусствами дружнее
И где так звучны голоса!
Александр Пушкин
Пушкину принадлежит самый известный поэтический эпитет, относящийся к Зинаиде Волконской: «Царица муз и красоты». Это строка из послания «Среди рассеянной Москвы…» при посылке ей поэмы «Цыганы». Удивительно, но больше посвящений ей в его творчестве нет — да, Зинаида Волконская оказалась одной из немногих великосветских красавиц, в которых Пушкин не влюбился.
Алексей Хомяков
Славянофил Хомяков (тот самый, надевавший помпейское кольцо Веневитинову) посвятил стихотворение сценическому и вокальному дару княгини:
Чело сияло вдохновеньем,
Глаза сверкали, глас гремел,
И в прахе с трепетным волненьем
Пред ней народ благоговел.
Глаза сверкали, глас гремел,
И в прахе с трепетным волненьем
Пред ней народ благоговел.
Игру Волконской хвалили не только литераторы: и знаменитая актриса мадемуазель Марс говорила о ней: «Жаль, что такой сценический талант достался на долю даме из большого света».
Петр Шаликов
Один из самых энергичных московских издателей, поэт-сентименталист Петр Шаликов стал «крестным отцом» Зинаиды Волконской в ее литературной деятельности. (Кстати, сочинять по-русски она стала только после переезда в Москву.) Как пишет в своем увлекательном исследовании «Московский литературный салон кн. Зинаиды Волконской» Наталья Сайкина, именно Шаликов старался сделать из княгини «русскую Коринну» (легендарная древнегреческая поэтесса). Он печатал в своих журналах ее стихи и прозу, заказывал переводы ее французских сочинений, а также написал в ее честь множество стихотворений с заглавиями вроде «К княгине Волконской, приславшей мне предыдущие стихи» или «На избрание Княгини Зенеиды Александровны Волконской в Почетные Члены исторического Общества».
Степан Шевырев
А вот молодой Шевырев в 1829 году, когда Зинаида Волконская решила оставить Москву, написал стихотворение совершенно не грустное: «К Риму древнему взывает / Златоглавая Москва / И любовью окрыляет / Хладом сжатые слова». Может быть, потому что она захватила его с собой в Италию в качестве воспитателя своего сына? За границей он посвятит ей еще одно стихотворение — «Русский соловей в Риме».
…Тибр и шумная дубрава
Сочетали дружный глас:
«Соловей, России слава!
Пой нам песни, радуй нас»…
Сочетали дружный глас:
«Соловей, России слава!
Пой нам песни, радуй нас»…
В Италии Зинаида Волконская прожила еще тридцать с лишним лет (причем часть из них — в Палаццо Поли у знаменитого фонтана Треви) и скончалась в возрасте 72 лет.