Три сестры
В марте 2013-го года в театре «Около дома Станиславского» возобновили спектакль «Три сестры» в его третьей версии. Это один из самых старых спектаклей театра, премьера состоялась еще в 1990-м году. Критики говорят о многочисленных «Сестрах» Юрия Погребничко как о самостоятельных постановках, но режиссер относится к каждой как к редакции. Вообще, впервые он взялся за пьесу Чехова еще в начале 1980-х, в театре на Таганке. Правда, там спектакль оказался отредактирован Юрием Любимовым, худруком театра. Как только у Погребничко появился свой «дом», он поставил в нем «Трех сестер».
Многими отмечено, что настроение этой пьесы Чехова более всего отвечает духу театра «Около» — потому, наверное, она и возвращается на его сцену снова и снова и даже всплывает в инсценировках других произведений (например, в композиции «Странники и гусары», в которой вольно перемешали «Трех сестер» и пьесу Александра Вампилова «Старший сын»).
В нынешнем спектакле у «основных» сестер есть даже некие двойники, этакие приветы из прошлой версии постановки. «В прологе и финале спектакля на пустой сцене появляются три актрисы в расшитых шинелях — они заметно старше героинь и кажутся призраками, «зашедшими на огонек» из предыдущей версии спектакля, — пишет критик Алла Шендерова («InFox», 22.01.2009). — Они пьют чай или молчаливо прохаживаются по сцене». Это актрисы Лилия Загорская, Татьяна Лосева и Елена Павлова. «Действующих» же сестер играют теперь Мария Погребничко (Ирина), Элен Касьяник (Маша), Александра Тюфтей (Ольга). «Режиссер совмещает настоящее и будущее сестер Прозоровых, — пишет Ольга Галахова о спектакле 2009-го года («Новая газета», 22.01.2009). — В настоящем — это милейшие барышни начала ХХ века. Между ними почти не видна разница в возрасте. На Ольге — Марии Кирсановой и Маше — Элен Касьяник легкая печать декадентства, а на Ирине — Марии Погребничко — авангарда: она в экстравагантном рыжем синтетическом парике, больше похожая на Коломбину». Их, как туристов, водит по дому экскурсовод Наташа, жена их брата Андрея. «Наташа Екатерины Кудринской здесь по виду мало чем отличается от сестер — ни предосудительного сочетания розового с зеленым, ни шокирующих манер, — пишет критик Ольга Галахова. — Напротив, хорошенькая, жизнерадостная, очаровательная дрянь. Она не столько захватывает дом, а в спектакле, признаться, и нечего захватывать — не бревно же с солдатским чайником и дырявым рукомойником, — сколько устанавливает свой порядок, удобный ей. Все, быть может за исключением Наташи, кажутся тенями из прошлого, все, не осознавая, чувствуют приближение конца и как мотыльки летят на огонь, подчинившись стихии природы, так милые сестры идут в топку истории».
Как обычно, Погребничко ведет с каноническим текстом игру. Находит неожиданные ресурсы к тому, чтобы он предстал ошеломляюще современным. Это и в трюке с музеем, в котором мир Прозоровых предстает сплошным экспонатом, выгодно приватизированным Наташей. И в мудрой мысли о том, что жизнь таки продолжается. Что одни сестры уходят, другие приходят им на смену. «Когда прежние сестры говорили в финале: «Надо жить? Будем жить?» — это звучало как приговор, обжалованию не подлежащий, — пишет критик Елена Груева (TimeOut, 12.02.2009). — Теперь ясные взоры трех прелестниц почти не туманятся. Пожар обошел дом этих Прозоровых стороной. С ними ничего страшного пока не случилось». Недаром эпиграфом к спектаклю взято замечательное в своей ироничности хокку Кобаяси Исса: «Снова весна/ Приходит новая глупость/ Старой на смену». «Если излагать его вкратце, то с пьесой Чехова режиссер поступает так же, как когда-то Параджанов, в своих гениальных коллажах совмещавший, скажем, репродукцию „Моны Лизы“ с обрывками кружева и газетными вырезками, — продолжает Алла Шендерова. — Потому слуга Ферапонт, появляясь прямо из зала, толкует что-то про находку режиссера, про маленькую пенсию, которой даже на слабительное не хватает. Маша с Вершининым танцуют под заезженный романс, а в финале звучит «Тоmbe la neige» Сальватора Адамо. В любом другом театре это показалось бы пошлостью, но здесь смотрится изящной иронией».
«Эффект присутствия» возникает, по мысли Погребничко, «при пересечении пространства зрителей и пространства сценического действия», и эффект этот для режиссера — самое главное. В спектакле «Три сестры», кажется, аудитория и актеры способны достигнуть наибольшего единения. Немало тому способствует, конечно, помещение — спектакль играется в крошечном зале La Stalla, то есть, в бывших… конюшнях дворянского имения в Вознесенском переулке. «Пожалуйста, проходите. Сто лет назад здесь был каретный сарай Станиславского», — сообщает «экскурсовод» Наташа, выводя на сцену сестер Прозоровых. В последние годы театр вынужден ютиться в этом крошечном помещении, потому что прежнее сгорело. Горькая самоирония, явленная со сцены в шутках по поводу конюшни — признак выдержки и стойкости коллектива. Актеры Погребничко, как чеховские сестры, гонимы обстоятельствами, но, тем не менее, находят силы оставаться собой.
