Заседание парткома
Сюжет с назначением Олега Ефремова руководителем МХАТа в 1970 году корнями тянется в 1950-е — к началу пути артиста. Тогда выпускники Школы-студии МХАТ — Ефремов в том числе — основали «Студию молодых актеров», из которой позже возник театр «Современник». Молодые актеры стремились по-новому взглянуть на творческие принципы легендарного МХАТа. И когда спустя годы мхатовским корифеям предстояло выбрать себе главного режиссера (а театр долго существовал без главного), выбор пал на Ефремова — лидера «Современника». Он, харизматичный руководитель, актер и режиссер, должен был вывести МХАТ из затянувшегося кризиса. Генетически связанный с прославленным театром, Ефремов, тем не менее, привнес то, что изначально отличало «Современник». Стремление выявить социальные закономерности, вывести на сцену повседневность, всеми узнаваемые герои, гражданственность, публицистическое звучание. Это определило одну из репертуарных линий ефремовского МХАТа. И это объясняет особый интерес режиссера к драматургу Александру Гельману.
Интерес проявился у Ефремова сразу же — как только он прочитал сценарий, по которому Сергей Микаэлян снимал в 1974 году фильм «Премия». По пьесе, возникшей из этого сценария, в следующем году состоялись две крупные премьеры. У Георгия Товстоногова спектакль назывался «Протокол одного заседания», у Ефремова — «Заседание парткома». Мало кому известный Гельман стал одним из востребованных драматургов, которого сравнивали с Игнатием Дворецким — более старшим представителем «производственной драмы». Производственная проблематика преподносилась Гельманом еще более сухо: если Дворецкий «разбавлял» ее любовной линией, мелодраматизмом, то Гельман легко пренебрегал этим, удерживая зрительское внимание почти детективными поворотами сюжета. Товстоногов писал, что у него «каждая пьеса драматургически сделана с точностью шахматной партии».
Спектакль-заседание начинался с ожидания членами парткома Василия Потапова, бригада которого совершила неслыханный поступок: 17 человек отказались от премии. Потапов объяснял это так: его рабочие трудятся без оклада, от простоев у каждого около 400 рублей годового убытка, и премия в полсотни выглядит подачкой. Уж лучше пусть выплатят эту годовую сумму. Более того, Потапов решил произвести определенные расчеты, и выяснилось, что строительный трест терпит огромные убытки, ведь стройка с самого начала организована неверно. Вскрывалась нечестность начальства. По сути, главный герой отказывался не от премии, он хотел перевести весь трест на экономичный режим работы. От частного, чуть не бытового случая «действие» разгонялось до масштабных проблем, связанных с устройством коллектива и общества вообще.
Потапова играл сам Ефремов. Эта роль соответствовала его внесценическому образу. М. Строева писала, что «Ефремов всегда, как магнит, притягивал к себе людей, ему готовы были верить, для него и с ним рады были работать». Артист высвечивал простоту героя, особой интонацией выделял фразу Потапова о том, что он окончил семь классов. Но Ефремов наделил его и харизмой, своим недюжинным обаянием, и верилось, что Потапов действительно может повести людей за собой. Он был идеалистом и отчасти Дон Кихотом, каким и воспринимали Ефремова современники. Простодушная напористость, стремление к открытости отличали этого Потапова от героя Евгения Леонова (в фильме), который был «мягким, почти застенчивым, словно стесняющимся своего взрывчатого поступка» (В. Комиссаржевский). Если другой герой 70-х, «человек со стороны» Чешков (персонаж пьесы Дворецкого), казался индивидуалистом, то у Потапова развит чувство коллектива. Это опять же соотносилось с жизненным образом Ефремова, который, руководя «Современником», всячески подчеркивал артельное начало, декларировал, что его коллектив — «театр единомышленников».
«Типажи нашей “производственной пьесы”, сложившейся в своих основных чертах еще в 30‑е годы (не очень хороший управляющий и мудрый парторг, передовой рабочий и сухарь-кадровик) — все эти маски как бы обретали свои реальные жизненные истоки, очеловечивались. Евгений Евстигнеев, Михаил Зимин, Евгения Ханаева, Анастасия Георгиевская, Вячеслав Невинный — вместе с Ефремовым — образовали новый актерский ансамбль Художественного театра, способный улавливать и выражать достаточно сложные социальные мотивы» (К. Щербаков). Критики особо выделяли Евстигнеева в роли секретаря парткома Соломахина, мудрого и проницательного, как бы со стороны наблюдающего за процессом.
Товстоногов, выступивший художником своего спектакля, поместил персонажей на поворотный круг. Круг двигался медленно, незаметно, к финалу совершая полный оборот. Визуально все как бы возвращалось к тому, с чего начиналось. Этот ход «от противного» усиливал сюжетную перемену. Ведь хотя и выясняется, что подавляющая часть бригады все же взяла премию, инициатива Потапова приводит в финале к перевороту. Раздосадованный Потапов уходит, но Соломахин побуждает партком проголосовать за его предложение. В ефремовском спектакле пространство и сценография не несли особых смысловых нагрузок, проводником смысла оставались актеры. Художник Игорь Попов скорее обозначил место действия: просторный гулкий зал, торжественные заводские трубы, ряды кресел, покрытый зеленым сукном стол президиума. Задача выразить то, что ситуация сдвинулась с места, возлагалась на финальную речь Евстигнеева — Соломахина.
В лице Гельмана ефремовский МХАТ обрел драматурга, близкого по мировоззрению. После этого спектакля Ефремов поставит пьесы «Обратная связь» (1977), «Мы, нижеподписавшиеся» (1979), «Наедине со всеми» (1981), «Скамейка» (1984), «Зинуля» (1986). Гельман станет одним из ключевых советских драматургов своего времени. И его стремительный взлет произошел во многом благодаря «Заседанию парткома».
