Игра в джин
Пьеса написана в 1976 году, в следующем году она была сыграна на Бродвее звездной парой — Джессикой Тэнди и Хьюмом Крониным в постановке Майка Николса. Они и познакомили русскую публику с пьесой, ставшей репертуарной в России. Режиссер Сергей Яшин ввел в спектакль третьего персонажа — Автора (И. Костолевский). Он произносит текст — предисловия к пьесе, в котором присутствуют имена Гоголя и Пушкина в своеобразном американском контексте.
Действие пьесы разворачивается в доме престарелых и инвалидов «Бентли», людей неимущих. Дональд Кобурн упоминает «Записки сумасшедшего». Эпиграфом драматург делает «Элегию» Пушкина, в которой его привлекает строка «И может быть, на мой закат печальный, / Блеснет любовь улыбкою прощальной». Эта пушкинская строка отдаленным светом освещает неожиданно возникшие отношения двух стариков — Фонсии (Т. Карпова) и Мартина Веллера (В. Самойлов). Режиссера привлекло несогласие драматурга с Сэлинджером, который «тоску по духовности показал через ребенка». Кобурн, а вслед за ним Яшин показали эту тоску через людей, большая часть жизни которых прожита и они уже ничего от нее не ждут. Но жизнь преподносит им подарок. В день посещения родственников, когда они особенно остро чувствуют свое одиночество, поскольку их никто не навещает, судьба сталкивает их на веранде, на которой оба в такие дни забиваются, как в нору. Происходит знакомство. Их «роман», материализующийся в игре в джин, продолжается несколько недель. Карточная игра, которую мастерски ведут два актера, — метафора жизни в целом и их жизни в частности в этот короткий период. Невелик их словарный запас, что представляет трудность для актеров. Но Т. Карпова и В. Самойлов сумели вдохнуть жизнь в отношения своих героев, которые встречаются, как кажется на первый взгляд, только ради карточной игры. Однако на закате дней начинается их подлинная жизнь. Героиня Т. Карповой — сангвиник, герой В. Самойлова — холерик. Он учит ее игре в карты, как знаток и профессионал. Она оказывается способной ученицей и ни разу не проигрывает своему учителю, что при его азарте постоянно приводит к конфликтам. Каждый раз она отказывается возобновлять игру, но всегда уступает его увещеваниям. Раздача карт — ритуал, который В. Самойлов каждый раз проводит в разных тональностях — от доброжелательно-вежливых, бархатных ноток в голосе до раздражительных, визгливых, на грани скандала. Бесконечный проигрыш выводит его из себя настолько, что Фонсия его боится.
Подробно показана эволюция их отношений. Встречаются неухоженная, небрежно одетая женщина, как тень скользящая по веранде, и запущенный, махнувший на себя рукой язвительный старик. За эту женщину, на которую он даже не глядит, он хватается как за соломинку: какая-никакая, а может быть его партнером в карты. Постепенно они преображаются не только внешне, но и внутренне. Она меняет туалеты, подкрашивает губы, укладывает волосы, а он превращается в элегантного мужчину. Во время игры в карты они раскрываются друг другу. Оба давно разведены, забыты детьми. У него не заладилось с бизнесом, у нее нет накоплений. Оба по бедности оказались в доме «Бентли», который Веллер называет «складом мертвецов, свалкой тел». Они не производят впечатления забитых, несчастных, брошенных бессердечными детьми людей. Оба виноваты в своем одиночестве. Она лишила сына наследства, он нехорошо разошелся с женой, запретившей ему видеть детей.
Крупным планом возникает проблема, характерная не только для Америки. Люди разучились друг друга слушать, а значит, и слышать. Если коснуться американской проблемы, то в 60-х годах вышла книга социолога Ф. Уайли «Поколение змей», в которой он констатировал: «Американские матери бездетны», что в равной степени относится и к отцам. Это прочитывается в спектакле. Пьеса статична, но в спектакле это преодолено благодаря остроумным находкам. В день посещения родственниками обитателей дома поет церковный хор. Неожиданно под пение псалмов Веллер приглашает Фонсию на танец, длящийся какие-то доли минуты: возникает лирическая атмосфера: прозаичная Фонсия превращается в застенчивую девушку, а Веллер — в заправского сердцееда. В. Самойлов с юмором проводит эту трогательную микросцену. В его исполнении множество тонких нюансов. Палкой он зачастую действует, как шпагой: Сирано де Бержерак из американской глубинки. Т. Карпова многое открывает в своем героине: глубоко запрятанную женственность, доброту; если не умение, то желание прощать, но она не может справиться со своей завышенной самооценкой. Их неожиданное преображение — шаг друг к другу. Но игра продолжается, Веллер проигрывает, и конфликт, порожденный его азартом игрока, увеличивается. Дело не в его азарте, а в глубоко укоренившемся эгоизме в обоих, ведущем к некоммуникабельности. Это сверхзадача спектакля.
Очаровательные нюансы, возникающие в их отношениях, остаются всего лишь нюансами, и в этом их драма. В финале они не могут уступить друг другу, и он, испепеленный гневом, замертво падает. Она в ужасе убегает. Гремит гром, сверкает молния, дождь заливает веранду, крыша которой давно требует ремонта. Такой романтической метафорой заканчивается спектакль о несостоявшихся жизнях Фонсии и Веллера, рождая извечно русский вопрос «Кто виноват?».
