Три сестры
На сцене железнодорожная колея. Вдоль нее ходит обходчик. Переводит стрелки, зажигает фонари. Прямо на рельсах-шпалах стоит накрытый к чаепитию стол, тут же, как при эвакуации, свалены какие-то узлы и чемоданы. На сцену выбегает красивая молодая элегантно одетая женщина. Она веером разбрасывает по полу белье из чемодана, находит заветную пластинку и ставит ее на кружок старинного граммофона с трубой. Маша (эта опьяненно-возбужденная красавица в черном — именно Маша) слушает романс «Я ехала домой». В спектакле еще много будет романсов, песен, спетых артистами под гитару, пианино! И танцы, непременно будут танцы! Даже дряхлый Ферапонт лихо отплясывает русского. Этот спектакль не оглядывается ни на каноны, ни на легенды, слишком много их вокруг пьесы А.П. Чехова «Три сестры».
Молодежный театр ставит пьесу так, как будто только вчера ее «занес в литчасть молодой неизвестный драматург». И как понимают, как ощущают, так и ставят. Возможно именно такое непосредственное, удивленное и «радостное» отношение к тексту и драматургии — надо же написать такое! — и создает индивидуальность этого действия. И ты, зритель, втягиваешься в это ощущение новизны. Текст, который знаешь практически наизусть, в данном спектакле, вроде бы, слышишь в первый раз. Что-то смутное мерещится, но нет!.. Спектакль почти все первое действие сияет и смеется. Никто тут не собирается носить траур по неудавшейся жизни, никто с тоской не произносит слова «В Москву!». Нескончаемый домашний спектакль — рыцарский турнир, игра с гирей, бесконечные розыгрыши, пение, граммофон, гитара, танцы… Представление полковника из Москвы, который выходит весь в белом, — целый театрализованный ритуал. Режиссер Семен Спивак предлагает не торопиться, а пристальнее вглядеться в то, как уходит из жизни в доме Прозоровых веселье и радость, как «любовь» ускользает в двери, окна этого дома. Он предложил артистам и зрителям совсем другого не «забронзамированного» Чехова, живого и неожиданного автора, который знал о любви «три пуда», и писал о ней, только о ней. Без любви жизни нет!
Режиссер использует много изобразительных метафор, которые дополняют значения слов. Великолепна сцена прощания Вершинина в четвертом акте. Сначала он прощается с Ольгой, у которой начинается истерика, она не может сдержать в себе любовь к Вершинину. «Все делается не по-нашему. А делается…» Затем общая сцена, все герои собраны вместе, Вершинин прощается с Кулыгиным, обходит вниманием Машу, дает руку Ирине, но когда они остаются наедине, Маша, ничего не говоря, залезает в сундук, как бы намекая: возьми меня с собой, хотя бы как багаж, как вещь, — и закрывает за собой крышку изнутри. Пауза, и Вершинин откидывает крышку…
Семена Яковлевича Спивака критики называют «магическим режиссером», говоря о его «лирическом мироощущении», которому доступны «неведомые пути» бытия. О нем очень мало сведений в интернете: учился, был, создал, стал, преподает… Вот и все.
Цитата из интервью Семена Яковлевича, которое он дал несколько лет назад: «Мне необходимо, чтобы в пьесе была частица моих ощущений, тогда я ее ставлю. У меня нет цели открывать какие-то имена. Мне важно, чтобы пьеса была близка мне. Есть круг близких авторов: Чехов, Мольер, Булгаков… Мы строим театр, который дает человеку силы. Не секрет, что есть театры, отбирающие их. Мы строим театр светлый, который пробуждает душу. Я считаю, что есть религиозная форма понятия души, а есть светская. Не все идут в храм, а в театр может прийти любой. Театр может быть живее, чем сама жизнь».
