Русское горе
Спектаклем «Русское горе» Иосиф Райхельгауз продолжает линию оригинальных версий произведений русской классической драматургии. Вслед за «Чайкой», интерпретированной, в том числе, и в жанре оперетты, театр «Школа современной пьесы» ставит свой, музыкальный вариант знаменитой пьесы Александра Грибоедова, названный театром и его авторами — композитором Сергеем Никитиным и либреттистом Вадимом Жуком «игрой с комедией «Горе от ума»».
Отталкиваясь от классического сюжета, мастер капустников В. Жук сочиняет историю «шестидесятника», диссидента, в которую легко вписывается бардовская стилистика песен Сергея Никитина. Нанизывая ироничные тексты арий, дуэтов, хоров на остов грибоедовской стихотворной комедии, адаптированной и сверстанной Е. Кретовой под режиссерский замысел, либреттист создает не просто парафраз по мотивам, он уточняет универсальную идиому оригинала своей формулировкой: «Горе от ума» — это чисто «Русское горе».
«Русское горе» — спектакль-провокация, утверждает театральный анонс. В его персонажах современный зритель узнает себя, одновременно погружаясь в мир классики, вовсе не столь далекий от сегодняшнего дня, как это подчас кажется нынешним молодым людям«.
Превращая классическую пьесу в современный мюзикл, авторы сокращают количество сюжетно-действующих персонажей до пяти основных, занятых в интриге отношений Чацкого с Софьей Фамусовой. Эти пятеро уподоблены корифеям древнегреческого хора — они ведут действие, вокруг них строится ансамбль остальных участников постановки (вместе их чуть более десяти), но увлеченность мюзиклом привносит в способ организации спектакля бродвейский принцип «свинга»: каждый из молодых артистов может заменить «корифея» и из участника «кордебалета» превратиться в главного героя. Передавая друг другу листочки с текстом, актеры по очереди примеряют на себя роль Чацкого — чужого среди своих, делая зримой авторскую мысль о том, что Чацким может оказаться каждый.
Переписанный текст «Горе от ума» богат ссылками на современность — прямыми и в форме намеков, однако, настолько «толстых», что не прочитать их невозможно. Грибоедовская тема «дыма Отечества» обыграна в разных ракурсах: «Или горят идеалы вчерашние, только в отечестве пахнет дымком», — долго поют «хористы» и, наконец, выводят зрителей на резюме о природе дыма — это дым от парламента, — и сразу как будто «спохватываются», словно лишнее сказали. — Мы сигареты имеем в виду«. А фраза «Как дым отечества нам сладок и приятен — гори оно огнем!» и вовсе звучит чуть ли не манифестом нынешнего поколения молодых.
Этой бескомпромиссностью пронизано и сценографическое решение спектакля, одетого в два цвета — черный и белый. Художник — Алексей Трегубов. На фоне черного бархата театрального «черного кабинета» исполнители в черных костюмах невидимы. Прием, позволяющий добиться мистического эффекта, не прибегая к современным 3D-технологиям, компьютерной графике и голограммам.
Предметы (швабры, косы, серпы и молоты) и персонажи, одетые в черно-белые костюмы, как по волшебству, являются из темноты или парят в черном пространстве, свободные от земного притяжения и его условностей. Вот белые листы бумаги словно плывут в воздухе, вот рука Молчалина зажила сама по себе, вот выступили из темноты лица Софьи и Лизы, а вот скачет на лошадке Чацкий — его нетрудно узнать по белому цилиндру. Сбросив с себя этот самый цилиндр или белую жилетку, артист исчезает из поля зрения, а его реплику продолжает также из ниоткуда появившийся коллега.
Однако самую трагическую «костюмную» метаморфозу переживает в спектакле Чацкий: и так не красавец — подслеповатый, сутулый, с проплешиной, типичный «интеллигент-разночинец». В финале, разоблачившись, он сменит парадный белый фрак, прикупленный по случаю возвращения на родину, на рыжий короткий вельветовый пиджак, наденет круглые очки и станет до боли похож на Иосифа Бродского — поэта-изгнанника, пророка, которому не было места в своем Отечестве.
В спектакле заняты молодые артисты театра «Школа современной пьесы», что позволяет сохранить легкость ироничного тона мюзикльной транскрипции великой комедии Грибоедова, донеся до зрителя пафос постановки, сформулированный самим театром: «Все, что вы думали о «Горе от ума», но боялись сказать…»
