Повесть об одной любви
По пьесе «История одной любви» Анатолия Тоболяка.
Спектакль был поставлен на сцене Московского драматического театра имени К.С. Станиславского (ныне Электротеатр «Станиславский»).
Фрагмент статьи Д. Николаева «Дыхание молодости» в газете «Советская культура» (1977 г.):
«Московский драматический театр имени К.С. Станиславского показал новую работу — «Повесть об одной любви». Ее написал молодой драматург А. Тоболяк, поставил молодой режиссер П. Штейн. Имя драматурга еще незнакомо любителям театра — этой пьесой он дебютирует на столичной сцене.
Пьесу молодого драматурга театр трактует как рассказ о первой любви — глубоком, прекрасном, становящемся только крепче от трудностей и испытаний чувстве, связавшем вчерашних десятиклассников Катю и Сергея, уехавших из столицы работать в далекий сибирский город.
Исполнительницу роли Кати, Н. Варлей, хорошо знают как театралы, так и любители кино. Молодой же актер А. Пантелеев впервые предстает перед московскими зрителями.
Друга, наставника молодых людей, редактора областного радиовещания, не побоявшегося взять на работу горячего, неопытного, но талантливого, умеющего живо и искренне писать Сергея, играет артист В. Анисько. И хотя его Борис Антонович Воронин далеко не юноша, однако в его живом, заинтересованном отношении к человеку, в неудовлетворенности спокойной работой артист дает почувствовать зрителям молодую душу героя».
Фрагмент рецензии «Повесть об одной любви» В. Креслова в журнале «Театр» (1978 г.):
«Двое семнадцатилетних — полувзрослые, полудети — решили бежать… если прибегнуть к языку поэтических тропов, которого не чуждается Театр имени К.С. Станиславского, из устоявшейся бытовой определенности в романтическую неизвестность, из мира житейских традиций, не поспевающего за требовательными зовами века акселерации, в раннюю, не признающую модернизированного домостроя самостоятельность.
Они сделали это так: расстелили перед собой географическую карту страны, он завязал ей глаза, и она бестрепетно ткнула тонким, почти детским пальцем в сетку параллелей и меридианов. Они сделали это и ни о чем не пожалели: ни о том, что отодвинулась в неопределенное будущее возможность поступить в вуз, ни о том, что осталось в школьном прошлом вселенское кипение московских улиц, ни о том, что на их долю выпала суровая северная кромка Сибири.
Когда они добрались до нового, выбранного вслепую места жительства, у них оставалась десятка на все расходы. Но с ними был юношеский максимализм, они верили в свое высокое человеческое назначение, и в их молодом небе ослепительно горело солнце, которое однажды опалило своим огнем юных веронцев Шекспира. <…>
П. Штейн прибегает к средствам то мюзикла, то комедии. Сами по себе эти средства срабатывают безотказно: остроумно решенные мизансцены заставляют зрительский зал смеяться, подчеркнуто пластичные, со стремительными сменами ритма «наплывы» вызывают чувство лирического сопереживания». <…>
