Сад без земли
Фильм-спектакль по одноименной пьесе Людмилы Разумовской в постановке Ташкентского государственного русского академического театра драмы имени М. Горького (ныне — Академический русский драматический театр Узбекистана).
Всех действующих лиц этой пьесы обуревают страсти. Ненависть. Обиды. Вина. Оскорбленная любовь. Жизнь во вражде с собою… Это история об отношениях двух сестер и их отношениях с мужчинами. Выросшие без матери, брошенные в детстве отцом, они никак не могут устроить собственную жизнь, обвиняя в своих несчастьях окружающих людей или обстоятельства. У старшей сестры отношения с миром особенно трудные. Одна старушка даже увещевает ее: «Живи, тебе положено жить одной. Мужик, что ветер, — кинул семя и полетел дальше, а бабе ростить и жать. Живи. Упрись ногами и живи»…
«Сад без земли»
Андрей Томашевский, журнал «Театр» (1988 г.):
«Гостивший в Москве дважды за сезон Русский театр драмы имени М. Горького из Ташкента, судя по опережавшим его приезд слухам <…>, сумел стать не только обнадеживающе популярным в родном городе, где билеты на ряд спектаклей даются только «с боя», но и подлинно современным творческим коллективом с настоящим режиссером-лидером во главе. О его художественном руководителе Вячеславе Гвоздкове на глазах возникала легенда. <…>
Пьеса Людмилы Разумовской «Сад без земли» («Сестры»), пожалуй, стала кульминацией гастролей ташкентского театра. В этой постановке не было той навязчивой театральности, от которой потихоньку наступала усталость, а с ней и некоторое разочарование. История Ольги (ее исполняла О. Овчинникова), убежавшей в деревню, чтобы разбогатеть на выращивании цветов, а вместо двадцати тысяч получившей две могилы — отца и мужа, обрела на малой сцене черты современной притчи, передающей трагическое мироощущение молодого драматурга. Найденные художником А. Дмитриевым образные и точные сценографические обстоятельства — деревянная изгородь, голые деревья, простой дощатый стол под абажуром, икона, к которой обращает свои мольбы старуха Настасья (Т. Аванесянц), — создали для актеров и зрителей особую достоверную среду, в которой в течение трех часов сосуществования рождались чувства и мысли о дне сегодняшнем, проявлялись эмоциональные, человеческие качества через искупающие слезы.
В искренней попытке разобраться: кто мы такие? чего мы хотим? (а не в погоне за результатом вне процесса) — существовали здесь актеры, правдивые даже не в самых значимых своих проявлениях. <…>
Порой слишком очевидно проступали в спектакле истерические ноты, но в них был тот накал страстного отношения к жизни, без которого реализация «женских» пьес Л. Разумовской становится бессмысленной. Все эти странные отношения отцов и детей, сестер, эти заранее обреченные интеллигентские мечты о счастье — через утопию собственного участия в обреченном «деле». Нищета. Вечная нехватка денег. Ночные истерики между раскладушками и чемоданами под грохот ливня и лай деревенских собак. Соблазн спокойной жизни, независимости и это странное убийство в русском духе, когда заранее просится прощение, и тот невозможно затянутый финал, когда все уже кончилось, а жизнь все продолжается, — обретали черты современной «библейской» притчи, мудрой и просветленной. Режиссеры В. Гвоздков и А. Кузин проявили в этом спектакле не только свойственный им профессионализм, умение мыслить полифонично, владение богатым арсеналом средств театральной выразительности, но, пусть не покажется это парадоксом, и свою растерянность, человеческую беспомощность в сегодняшнем мире с его трагическими несоответствиями, где не на все вопросы есть однозначные ответы. Именно это качество придало спектаклю уникальность звучания в контексте репертуара театра, который слишком хорошо знает секреты зрительского успеха».
