Идиот
Телевизионная версия спектакля «Идиот», поставленного режиссером Александрой Ремизовой в Вахтанговском театре, отсылает к более ранней версии спектакля этого же режиссера, созданной в 1958 году. Только в телеверсии актерский состав был иным: роли исполнили восходящие звезды театра.
В версии же 1958 года князя Мышкина сыграл Николай Гриценко, Настасью Филипповну — Юлия Борисова (увидев Борисову в этой роли, режиссер Иван Пырьев сразу же пригласил актрису в свою экранизацию), Рогожина — Михаил Ульянов, Аглаю — Людмила Целиковская. В центре внимания того спектакля находился именно Мышкин-Гриценко: его сострадание к окружающим людям, боль за них, желание облегчить их страдания. Он взваливал на себя непосильную ношу, стремясь помочь каждому: мучимому сжигающей страстью к Настасье Филипповне Рогожину, Настасье Филипповне, запутавшейся в чувстве жалости и ненависти к себе, строптивой и бескорыстно влюбленной в Мышкина Аглае. Актер Владимир Этуш вспоминал, что герой Гриценко «был человеком «без кожи», с абсолютно оголенными нервами, с предельно раскрытой душой, бесконечно влюбленный и восприимчивый ко всему».
Запоминались его широко раскрытые глаза, в которых были и боль, и страх, и мольба. Безумие в этих глазах невозможно было сыграть, его можно было только почувствовать. Князь Мышкин Гриценко казался наивным, очень светлым и несчастным человеком, напоминавшим ребенка. В телеверсии спектакля играл уже совсем иной состав: Евгений Карельских — Мышкин, Людмила Максакова — Настасья Филипповна, Вячеслав Шалевич — Рогожин, Любовь Корнева — Аглая. И в этой постановке уже сложно выделить центральное действующее лицо. Все персонажи уравнены в правах. И на первый план выходит тема не страдания и боли за человека, а тема любви к женщине. Любви как страсти и любви как сострадания. Одно чувство — разрушительное и убийственное — воплощено в Рогожине-Шалевиче, диком, горячем, мрачно-задумчивом человеке. Другое — нежное, утешительное и всепрощающее — заключено в Мышкине-Карельском. Мышкин в исполнении Карельского напоминает, скорее, спокойного, деликатного, немного насмешливого интеллигента. Он не склонен биться в припадках и не напоминает своим блаженным состоянием ребенка. Он лирик, тонкий созерцатель человеческой природы. Слова «после болезни своей я словно заново в мир пришел и теперь всматриваюсь в лица» становятся определяющими для понимания Мышкина Карельского.
И Рогожин, и Мышкин попадают в плен величественной красоты Настасьи Филипповны, сыгранной одной из самых красивых актрис русского театра Людмилой Максаковой, ведущей актрисой Вахтанговского театра. Она напоминает рыжекудрую богиню с умным пленяющим взглядом. На фоне темно-красных кулис и черных бархатных кресел особенно выделяется ее царская красота. Покатые белые плечи и грудь стягивает черное, глубоко декольтированное платье. Она держит себя с достоинством и благородным спокойствием, кажется гордой и независимой на званом вечере, на котором мужчины торгуются за нее. Рогожин, получивший в наследство миллион, хочет купить эту красоту и обладать ею безраздельно. Князь Мышкин, угадав страдания этой женщины, быть может, ни разу не любившей и не бывшей по-настоящему любимой, хочет спасти ее, оградить от страданий. «Я буду уважать вас», — говорит он Настасье Филипповне. И в этот момент, единственный за весь спектакль, героиня Максаковой превращается из опытной, кажется, прожившей долгую и тяжелую жизнь женщины в молодую девушку, беззащитную и ранимую. «Спасибо, князь, до этого таких слов мне никто не говорил — меня торговали».
Настасья Филипповна Максаковой знает силу своей красоты и своего влияния. Рогожин любит и ненавидит ее за это. Сумрачно и обреченно в первую встречу с Мышкиным в вагоне поезда Рогожин признается князю, что лучше бы сразу помер в тот день, когда познакомился с нею. Мышкин же, увидев впервые портрет Настасьи Филипповны, говорит о том, что ее лицо удивительное, веселое, но видно, что эта женщина много страдала. Мышкин Карельского, с терзающим его душу мучением, наблюдает за тем, как Настасья Филипповна мечется от роли жертвы к роли главной мучительницы. «У нее наслаждение от этого порока — кажется, что она словно мстит кому-то», — говорит Мышкин. Также мечется Настасья Филипповна между Рогожиным и Мышкиным, не в силах смириться с одной из выбранных ею ролей. Она тянется к Мышкину, но понимает, что недостойна его и что любит он ее не страстной, чувственной любовью, для которой она рождена, а любовью духовной, сострадательной. Страстная же любовь Рогожина не знает меры и ведет к безысходному отчаянию и смерти.
Как и в первой версии спектакля Ремизовой, в постановке 1979 года потрясает финальная сцена. Рогожин и Мышкин сидят рядом, обнявшись на полу. В соседней комнате лежит заколотая Рогожиным Настасья Филипповна. Оба героя близки к безумию, помешательству. Обоих сотрясает нервная дрожь, их лица искажены страдальческой, испуганной гримасой. Один не в силах унять любовную тоску и восторг перед убитой в припадке ревности женщиной. Другой окован страхом перед страданием человека, так безумно любившего. «Как страшно в этом мире! Как страшно…» — финальные слова князя Мышкина.
