Затейник
Фрагмент статьи Григория Заславского «Розовские дяди» в «Независимой газете» (19.06.2014):
«Иногда писатель что-то чувствует, как будто до самого события. Так, Илья Эренбург назвал свою повесть «Оттепель», не имея в виду еще только грядущие политические перемены. Роясь в биографиях Виктора Сергеевича Розова, не сразу веришь, что «Затейника» он написал в 1964-м, — на слух при чтении складывается стойкое ощущение, что написана она уже в глухие 70-е, и затхлость комнаты массовика-затейника из среднестатистического советского дома отдыха пропитывает своим несвежим дыханием и сами диалоги, определяет поступки и речи героев. Между тем 64-й — год календарной развязки той самой «оттепели», финалы которой можно, конечно, обнаружить и в более ранних и знаковых событиях вроде разгона манежной выставки или куда более серьезного — расстрела в Новочеркасске, впрочем, в том же 1961 году. Но слишком уж характеры другие — розовские мальчики, такие понятные, определенные, ясные и с ясным взглядом на мир, тут превращаются совсем не в розовских дяденек, хотя, кроме двух негероев-героев, в пьесе есть еще героиня, и спектакль молодой режиссер Александр Баркар ставит на троих. Такой вот самый настоящий любовный треугольник».
Из статьи Анны Хрусталевой «Третий лишний» в «Учительской газете» (16.05.2014):
«Полвека назад Розов написал пьесу для своего времени революционную, по-настоящему «оттепельную». Не про завод и доменные печи, не про дружный коллектив, перевоспитывающий зарвавшегося индивидуалиста, но про людей, какие они есть. Про большую любовь, оборачивающуюся большим предательством. Про то, что жертвенность — это не всегда здорово и компромиссы с совестью до добра не доводят. Наконец, про то, что «уйти труднее, чем остаться, сломаться — легче, чем согнуться, забыть — труднее, чем расстаться, а сгинуть — проще, чем вернуться…» Но, несмотря на всю свою внутреннюю свежесть, по форме «Затейник» — классическая двухчастная пьеса, без всяких там модернистских штучек. А Александру Баркару нужны были именно «штучки». Не для «красного словца», ради которого не пожалеешь и классика отечественной сцены, но для пользы дела, чтобы конфликт обострить, обнажить суть его до немыслимой откровенности, за которой лишь гулкая бесконечность. И чтобы стать понятным тем, кто вырос в другом художественном измерении, привык к несколько иному, чем у Розова, изобразительному языку. И как оно, получилось? Получилось, отлично вышло! Баркар придумал остроумный ход: взял два акта и наложил их друг на друга, превратив в один. Как если бы взял два негатива и сделал из них одну фотографию. В итоге два диалога слились в одно трехголосье, отчаянное, пронзительное, раздражающее если не слезные каналы, хотя иногда и их тоже, то подвздошную область, где, по слухам, душа наша обретается».
Из интервью Ольги Бигильдинской c режиссером Александром Баркаром в интернет-газете «РАМТограф» (13.02.2014):
— В процессе работы с этим материалом произошло ли у вас погружение в автора, открытие его?
— Это неизбежно. Я всегда становлюсь абсолютным фанатом того, чем занимаюсь. И когда возникла работа, связанная с Розовым, я пошел в библиотеку, начал читать о нем. И как же был удивлен, когда в книге, выпущенной МХАТом к 100-летию Розова, прочел о первоначальной идее «Затейника», где он сам рассказывал, что во 2-м акте тоже должно было быть только двое действующих лиц, а не столько, сколько у него получилось в итоге. И я понял, что в своем решении пьесы абсолютно соответствую авторскому замыслу.
К примеру, был чудный момент, когда мы делали к юбилейному вечеру сцену, в которой молодые актеры произносят реплики розовских героев. Нельзя сказать, что для артистов 20–25 лет Розов — автор номер один. И вот когда мы обсуждали их реплики, стараясь говорить не просто о словах, вырванных из контекста, а о пьесах и героях в целом, я вдруг увидел, что ребята по-настоящему слушают, в их глазах понимание, ощущение чего-то, чего и им сейчас очень не хватает.
Мы привыкли прятать себя в латы цинизма, снобизма. Но эта броня, которую мы иногда надеваем, чтобы защититься от агрессии и грубости окружающего мира, вдруг становится привычной и прирастает к нам даже в те моменты, когда нам не нужна. Я попытался в процессе репетиций под эту броню пролезть, и, к счастью, это получилось. У девчонок появились слезы на глазах, а ребята вдруг стали очень серьезными — без тени юмора, без тени стеба по отношению к тому, что говорил Розов 40 лет назад. Им вдруг по-настоящему очень сильно захотелось произнести слова Виктора Сергеевича о том, что в театре «надо идти бескорыстно».
— На какой возраст, как вы считаете, он рассчитан?
Валентин — Степан Морозов, Галина — Рамиля Искандер. Судя по отзывам после показа эскиза, он был понятен и людям старшего поколения, и молодым. К тому же я использую в нем элементы современной культуры. Например, в спектакле прозвучит песня популярного сегодня исполнителя Сергея Бабкина, созвучная тексту Розова спустя 50 лет с момента написания пьесы. И если ты знаешь историю жизни и творчества Бабкина, а большинство молодежи очень хорошо это знают, то прочтешь еще один смысл происходящего. Я также стараюсь максимально использовать возможности актеров, которых пригласил в эту работу. Степан Морозов читает рэп, владеет навыками битбокса, Андрей Сипин отлично играет на ударных, а уж как поет Рамиля Искандер, думаю, известно всем. Все это будет в спектакле. Мы постараемся облечь это в такую форму, чтобы молодым постановка понравилась узнаванием, ритмом и современными приемами, а старших этим не раздражала.
«Затейник» — это история любви, которая будет понятна и молодым, и взрослым людям, потому что каждый человек любил, каждый сталкивался с трудностями любви, с тем, как отношения рождаются, как они переходят в другую фазу, как начинают остывать — все это в пьесе есть, и мы постараемся рассказать об этом так, чтобы все это услышали».
