Встречная полоса
Фильм-спектакль создан по сценарию писателя и публициста Александра Борина.
В основу сюжета фильма легла реальная история. В автомобильной аварии погибли жена и сестра профессора Игоря Беляева (Александр Михайлов). Кто виноват в этой трагедии — Беляев, который был за рулем «Жигулей» или водитель самосвала Терехин (Владимир Стеклов), — предстоит разобраться следствию. Но справедливо ли наказывать Беляева, который и без того потерял в аварии родных? Следователь Геннадий Зубков считает, что закон и истина выше справедливости. Однако у каждого своя правда. Как поведут себя в этой ситуации столичный профессор и обычный шофер и на чьей стороне окажется истина, зритель узнает только в самом конце фильма.
Александр Борисович Борин родился в Ленинграде в 1930 году. В 1951 году окончил Московский юридический институт, работал юрисконсультом в промышленности, в 1961 году окончил Литературный институт имени Горького. Книги выходили в издательствах «Советский писатель», «Молодая гвардия», «Политиздат», «Аграф». По его сценариям ставились художественные фильмы. Печатался в журналах «Знамя» и «Новый мир». Более тридцати лет работал обозревателем «Литературной газеты», занимался журналистскими расследованиями. Дважды лауреат премии «Золотое перо России».
Из книги Александра Борина «Проскочившее поколение» (2006 г.):
«Доказывая несостоятельность иных приговоров, газете удавалось, бывало, освобождать из тюрем многих, формально переступивших через закон, но, в сущности, совершенно невиновных людей. Даже интересный термин с нашей легкой руки появился: «бескорыстные преступники». <…>
Когда рассказываешь о загубленных человеческих судьбах, с болью приходится каждый раз повторять, что судьба человека, привлеченного к уголовной ответственности, не может, не должна зависеть от личных качеств следователя, ведущего его дело; хорош или плох тот следователь, но соблюдение закона должно быть гарантировано всегда; способ для этого есть, в сущности, только один: создать четкий правовой механизм, который бы надежно исключал все и всякие лазейки перед нарушителями закона. <…> «Литературная газета» отличалась от других печатных изданий того времени не только тем, что ей разрешалось быть нестандартной, иметь собственное лицо. Люди в редакции работали тоже далеко не стандартные». <…>
Об Александре Михайлове. Статья Александра Шпагина в «Новейшей истории отечественного кино. 1986–2000»:
«Дважды удалось ему оказаться в нужное время на нужном месте. Его появлению обрадовался кинематограф срединных семидесятых. <.> Необходим был не то чтобы герой без страха и упрека, но статный светлоглазый молодец, чей моральный облик не вызывал бы сомнений в чистоте комсомольских помыслов, а облик внешний — в чистоте анкетных данных на предмет происхождения. Александр Михайлов — это было то что надо. <…>
Казалось, что так и будет, пока Михайлова не переведут с должности славного советского парня на другую — возрастную — ответственную работу. Однако в кино ранних восьмидесятых случилось модное поветрие на игру с устоявшимися амплуа. <.> Александр Михайлов <…> вернулся на вышеозначенную дорогу — уже не ладным советским парнем, но справным русским мужиком. <.> Главная роль, звездный час <…> — сыграл голубятника Васю Кузякина на закате советской жизни в фильме «Любовь и голуби».
Девяностые не принесли ему ни одной значительной роли. Немногочисленные его персонажи <.> — люди уставшие, неприкаянные, смирившиеся со скорым страшным исходом, который уже не страшен. <…> Оказаться в нужное время на нужном месте — его счастливая способность. <.> Сохраняться во времена, может, и нужные тебе, но в тебе нужды не испытывающие, — это он тоже умеет».
Об актере Владимире Самойлове. Статья Натальи Басиной в «Новейшей истории отечественного кино. 1986–2000»:
«У Самойлова не было амплуа. В Москву он явился в ореоле легенд о том, как играл в провинции Ричарда III. Казалось бы — трагик-злодей. Однако случилась «Свадьба в Малиновке» — и светлоглазый красавец блеснул характерностью лирического окраса. <…>
Актер-верняк, мастер-универсал, ключ от любой двери. Двадцать лет Самойлов появлялся почти во всяком фильме из тех, о которых говорили, — не в узких, а в самых что ни на есть широких кругах: он был звездой советского мэйнстрима, его труды тиражировались и расходились по стране сотнями фильмокопий. <…>
Кинобиография Самойлова сложилась в ту прекрасную эпоху, когда театральные актеры — с их непременными и обязательными «сквозным действием», «зерном», «сверхзадачей» и прочим — еще не считались балластом, грозящим перегрузить фильм. Напротив, им старались выделить побольше пространства; но Самойлову, одному из самых театральных киноактеров своего времени (и по методу, и по повадке), все равно не хватало. И в этих «предлагаемых обстоятельствах» он действовал, как строители небоскребов на Малой земле — пользовался возможностями третьего измерения. Брал своего героя общим планом огромной глубины и, затащив зрителя в манящую эту глубину, завладевал кадром — настолько, что сам распоряжался акцентами, ритмом, ракурсами, внутрикадровым монтажом. Не имея возможности обстоятельно разыграться, он предъявлял персонаж-концентрат. <…>
В кино снимался до последних дней. Играл все больше отцов в фильмах, где главными были дети. В театре репетировал короля Лира. Говорят, потрясающе. Но премьера состоялась уже без него». <…>
О Владимире Стеклове. Статья Елены Горфункель в «Новейшей истории отечественного кино». 1986–2000»:
«Главным качеством почти всех его героев является самообуздание. Они терпеливы и обидчивы. Это не люди широкой души и раскрытого сердца. Это тихие, незаметные, иногда гордые люди. Они одиноки и замкнуты. Отсюда не следует, что Владимир Стеклов всегда одинаков. Отсюда следует, что он выхватил из коллекции человеческих типов тот, что понятен ему и интересен. Поэтому Стеклов правдив, как бывают правдивы органические актеры, и он мастер неординарной психологии». <…>
