Барменша из дискотеки
Фрагмент рецензии «Барменша из дискотеки», опубликованной в «Театральном Ленинграде» (№2, 1987 год):
«Этот спектакль, созданный по одноименной повести известного ленинградского литературоведа Ю. Андреева, определен театром как «исповедь в 2 частях». В сущности, это моноспектакль. <…>
Будапешт. Дискотека. За стойкой бара — моложавая, элегантно одетая женщина с милым, приветливым лицом, на котором словно бы никогда не гаснет улыбка, обращенная к людям. У нее умный, внимательный взгляд, она легко находит контакт с посетителями дискотеки, многих из которых, видимо, хорошо знает.
Но вот появляется незнакомый молодой человек. Это русский турист. С ним Ванда заговаривает на его родном языке. Это не только дань профессиональной вежливости и умения. Нет! Этот посетитель оказался поразительно похож на кого-то, кто связан с прошлым венгерской барменши. Молодой человек удивлен: откуда она так хорошо знает русский язык? «А почему бы будапештской барменше не говорить по-русски?» — спрашивает Ванда. Спрашивает даже не его, этого случайного посетителя, а как бы нас всех. <…>
Эти слова и есть начало монолога, начало исповеди женщины, родившейся на Украине, в Дарнице, что под Киевом. Ее мать была учительницей, отец — шофером. Семья жила просто, чисто, и любовь к своему дому, к своей родине была для них естественна, как дыхание.
Война ворвалась в их жизнь, когда Ванда была совсем юной, по сути, девчонкой. Город заняли немцы. Ванда, работая на вагоноремонтном заводе, отважно старалась помочь городскому подполью. Ей исполнилось 16 лет. И вот в это-то время случайная встреча с молодым венгром — солдатом немецкой армии перевернула всю ее жизнь. Ванда полюбила, и сила этой любви заставила ее уехать с Дьюлой, покинуть город, покинуть родину.
И начались скитания. Ванда сдержанно, но с глубочайшим душевным волнением рассказывает обо всех трагических переплетениях своей жизни на чужбине, о муках, которые она перенесла, когда была схвачена немцами, о своем так и не родившемся первенце. Она рассказывает о людях, встретившихся ей на пути, и более всего о нем, о любимом Дьюле, о счастье встречи и жизни с ним и его предательстве: не выдержав испытаний, выпавших на его долю, убоявшись неправого суда, он расстался с Вандой. Он оказался сломленным. Ванда — нет. Одинокая, страдающая, она не утратила интереса к людям, способности понять их, помочь им. Сказалась та нравственная закалка, та атмосфера высокой моральной чистоты, в которой прошло ее детство, ее ранняя юность. Память о родном крае, о доме, о матери, которой давно уже нет в живых. Для Ванды это душевная опора, вечный источник мужества и надежды. Но это же и источник боли и скорби, никогда не иссякающей в сердце Ванды, женщины, с горечью осознавшей непоправимость своей ошибки, совершенной в юности, но «уроки этого суждено извлечь уже не ей, а тем, кто стоит на пороге жизни и выбора своего пути», — говорит Фрейндлих. В этих словах актрисы заложен глубокий смысл спектакля».