Вечер античной поэзии

Моноспектакль поэта и переводчика Максима Амелина, в котором собраны стихотворения великих античных авторов, приурочен к открытию выставки «Искусство Древнего Кипра в собрании ГМИИ им. А.С. Пушкина». Куратором выступила Анна Генина. Торжественную и таинственную атмосферу выступления создает музыка композитора Александра Александрова и основателя авангардного ансамбля «ТриО» Сергея Летова. Об особенностях своей программы Максим Амелин рассказал в интервью нашему порталу.

— Как вы выбирали произведения для этой программы?

— Я читал сегодня то, что связано с Древней Грецией, и вообще, в широком смысле, то, что связано с Кипром и Средиземноморьем. Мы прошлись практически по всему Средиземноморью: Кипр, Италия, Египет и даже Крым. Практически все эти вещи уже сыграны, отрепетированы, мы это играем не первый раз, хотя одну вещь мы впервые сыграли.

— А можно сказать, что именно так эти стихи звучали в Древней Греции?

— Дело в том, что стихи поэта Пиндара, которые я читал, — это хоровая мелика, которая исполнялась и через тысячу лет после его смерти в городах как ритуал. То есть это была светская молитва за город и его благоденствие. Эти стихи исполнялись на площади костюмированными хорами, которые ходили и пели это ежегодно, в какой-то определенный день. Условно — день города.

— А что должен представлять себе человек, который это слушает?

— Это пение, с одной стороны, похоже на то, что называется григорианским хоралом или знаменным распевом. Это многлас — хоровое, но не многоголосное пение. При этом все исполнители были разряжены, разделены на два полухория, у них был свой ведущий и танцы. Такое вот синкретическое искусство.

— Нужно ли быть подготовленным, для того чтобы слушать эти стихи?

— Я думаю, да. Я вначале старался пояснить зрителям, что же происходит на сцене, хотя я не уверен, что эти пояснения дают какой-то эффект.

— Вы занимаетесь древнегреческими стихами. Чувствуете ли вы их воздействие? Сама атмосфера здесь — музей, классическая музыка, поэзия — будто физически влияют на слушателя.

— Да, потому что это тоже в какой-то мере действо или напоминание о своего рода художественной акции, когда хорошая, интересная музыка сочетается с неожиданными архаическими текстами.

–Вы переводите древнегреческих поэтов. Как вы выучили язык?

— Я изучал латынь и немного древнегреческий. Потом стал заниматься греческим, потому что мне нужно было переводить. Видите ли, у каждого поэта есть своя специфика. Вроде бы они до нас дошли и все на одно лицо, но все они абсолютно разные. И Сапфо звучит совсем иначе, чем остальные, ее сразу слышно. Она и писала на другом диалекте, хочется, чтобы это передавалось.

— Понятно, что вы это делаете не из-за денег. Что вас на это подталкивает?

— Интерес. В какой-то момент я понял, как переводить Пиндара. Дело в том, что его, таким образом, на какой-нибудь другой язык и перевести нельзя, потому что теряется то одно, то другое. Я уже рассказывал, что он жил в V веке, а писал на языке, который был в XI. И только у славянских языков есть вот этот старый язык, так называемый церковнославянский. У итальянцев есть латынь, но латынь другая, и это хорошо продемонстрировали переводы Катулла и Сапфо. И поэтому такой язык есть только у нас. И когда я это понял, то на меня свалился груз перевода этого поэта. Вот я и занимаюсь.