С любимыми не расставайтесь
Сергей Афанасьев с пьесой Александра Володина, написанной в семидесятые годы прошлого века, установил свою корректную дистанцию. Для режиссера эта драматургия не принадлежит истории, но для молодежи, играющей в спектакле, время пьесы — удаленное прошлое, эпоха, которая переживалась не ими.
Для молодых генераций время семидесятых провоцирует играть ретро, для старшей части труппы — это ими незабытая, прожитая жизнь, которую им трудно сыграть отстранено. Одно дело, когда ты сам носил платформы и кримплен, и другое дело, когда из твоего сундука твой ребенок достает то, что было модным. Так в спектакле Афанасьева встречается отцы и дети, чтобы сыграть пьесу о своих отцах и дедах, но и о себе. Режиссер пошел в меру навстречу и тем, и другим.
«С любимыми не расставайтесь» — почти слоган, который должен был бы висеть в советском загсе (автор строк — поэт А. С. Кочетков). Володин же написал пьесу как раз об обратном: о том, как разводятся и расстаются. И еще вопрос, не надо ли, в ином случае расставаться. Восемь пар в этом спектакле проходят через бракоразводные процессы. В череду жанровых полусмешных, полупечальных сценок вклинивается одна полноценно прописанная драматургом история молодой пары, переживающей расставание на грани отчаяния. Это Катя (Анна Ермолович) и Митя (Пётр Шуликов) которым дано право на драму. Полноценную любовь в этой пьесе переживают только они. Все остальные разводятся, поскольку имели неосторожность зарегистрироваться.
Только что эти двое были счастливы, но вдруг ревность, обида, и, глядишь, молодые уже стремительно разводятся, продолжая притом, любить и мучить друг друга. И как следствие в пьесе — Митя под судом, а она — с нервным срывом в больнице. Катю в спектакле играет совсем юная актриса, к тому же по фактуре даже не девочка — подросток, а пичужка, малышка. И вот в этом воробышке бушует отчаяние. На больничной койке она издает такой истошный крик, в котором слышится не просто боль потери, а — крик человека, который умирает. Расставание и есть умирание. Кажется, ее физика не соизмерима с тем, что она должна пережить.
Эту пьесу режиссер ставит еще и для того, чтобы рассказать о частном провинциальном человеке. Место действия — вокзал, мимо все время проносятся поезда, оставляя на станции людей, которые вроде бы и хотели куда-то сорваться, уехать, но живут здесь жизнью предместья под песни Майи Кристаллинской, чередующиеся с объявлениями о продаже пива. В спектакле все — вокзал: и загс, и больница, и танцплощадка, и частная квартира.
Мелькает калейдоскоп бесприютных судеб: в этом ряду даже Судья (Любовь Дмитриенко). Появляясь, такая советская, в черном, партийном костюме, уверенная в нехитрых истинах, она однажды все — таки приходит в ужас от того мира, который видит ежедневно. В короткой сцене актриса играет всю свою судьбу, все свое разочарование. И понимаешь, что она сама, наверное, одинока, просидела в несчастном суде и не видела никакого счастья. Вдруг она осознает собственное бессилие и бессмысленность своих казенных стараний, пятится от бракоразводных наваждений, понимая, что никого никогда она не примирит, не спасет, не поможет. Зачем, кому принесена ее жертва длиной в жизнь…
Сергей Новиков играет пришедшего пьяненьким в суд Миронова. Тихий мужичонка тайком от жены пропускает рюмочку одну за другой, и как-то незаметно для себя самого становится «тепленьким». В суде он собирает остатки воли в кулак, с трудом удерживает равновесие. И под привычные для него бабьи, визгливые причитания своей жены (Ирина Ефимова), он все-таки пусть не крепко, но стоит на ногах и держит свою сверхзадачу. Главное — произвести положительное впечатление на Судью. Оттого ему хочется выражаться высокопарно, почти величественно. И вдруг его становится жалко. Да отстань ты, глупая баба, от него. Попивает он, чтобы невыносимая жизнь стала для него чуточку радостней в этом забытом миром полустанке.
На этой территории любви есть персонажи, просто выпавшие из времени. Женщину играет Зоя Терехова. Она — существо из эпоса. Именно она читает стихи Володина о женщине, о расставании. Именно с ней в спектакль входит тема смерти, вечности. В нелепой шляпке, с дамской сумочкой, прижатой к груди, как будто кто-то ее сейчас отнимет, она ходит из квартиры в квартиру без всякого шанса на успех помирить разводящихся. Но вдруг из обнищавшей интеллигентки, привыкшей к тому, что ее гонят отовсюду, она превращается в Женщину с судьбой. От ее глаз не ускользает драма Кати и Мити, и когда она выходит из глубины на авансцену, чтобы прочитать стихи, как гроза разражается поэзия: надо, надо уметь любить потому, что все умрем. И у гробового входа будем ли мы одиноки или все-таки вспоминать, как были любимы?
Спектакль то и дело прерывается эпизодами массовой радости, казалось бы, не мотивированной с точки зрения пьесы. У Афанасьева в спектаклях актеры всегда находят повод попеть. В хоре каждый слишком старается, кое-кто из массовки тянет одеяло на себя весьма наивными уловками. Но поют — то маленькие, несчастные люди.
И как раз вот эти режиссерские вставки и делают свое дело, сообщая, как ни странно, масштаб пьесе, укрупняя ее. Нет, то не камерная история о разводах и несчастливых браках. Это спектакль — о затерянных в пространстве, брошенных судьбах, несчастных, бедных, тяжело живущих людях, душа которых тоскует по праздникам.
Танцуют под французский шансон на танцплощадке пары. Но в этих парах — женщина ведет женщину. Стихает в рубке голос Сальвадора Адамо. Видимо там забыли сменить пластинку. А женские пары продолжают двигаться в такт. И мелодия этих шуршащих шагов одиноких женщин, белый танец — наш русский снежный шансон.
