Мрамор
Спектакль поставлен по мотивам пьесы Иосифа Бродского «Мрамор» (1984 г.) и его стихов разных лет. До начала просмотра надо обязательно прочитать пьесу Бродского, чтобы иметь свое представление об этом произведении, так как само действие — это представление режиссера о творчестве и жизни поэта. Очень личная интерпретация и сути его произведений и событий жизни. Но каждый понимает литературное произведение по-своему и делает те акценты, которые ему более близки в данный период жизни. Из интервью Марка Розовского: «Театр сегодня — единственное место на земле, где возникает некое действо, которого реально нет. Театр — это то, чего нет. Я люблю приходить ночью на сцену своего театра. Смотрю на декорации, повернутые к стене, — они в спячке, они ждут семи часов вечера, когда загорится свет, когда зрительный зал будет полон, когда начнется фантазм» .
«Фантазм» в этом спектакле начинается с первой же секунды. В полутьме, при свете двух свечей в зрительном зале стоят герои произведения Публий (Андрей Молотков) и Туллий (Валерий Шейман) и дуэтом декламируют стихотворение Иосифа Бродского «Портрет трагедии». Тем не менее, разыгрываемая пьеса у нобелевского лауреата не трагедия, а, скорее, комедия с элементами футурологической философской притчи. Но в данной интерпретации — трагедия. Эпиграф есть эпиграф:
«Заглянем в лицо трагедии. Увидим ее морщины,
ее горбоносый профиль, подбородок мужчины.
Услышим ее контральто с нотками чертовщины:
хриплая ария следствия громче, чем писк причины.
Здравствуй, трагедия! Давно тебя не видали.
Привет, оборотная сторона медали.
Рассмотрим подробно твои детали…»
Действующие лица — приговорённые к пожизненному заключению соседи по камере, древние римляне, причём Туллий — из аристократического рода, а Публий по происхождению варвар. Почему сидят? За какое преступление? Просто сидят. Они попали в три процента населения, которые по задумке императора Калигулы должны быть изолированы для профилактики.
Туллий — философ, эстет, цитирующий поэтов-классиков, заботящийся об обитающей в клетке под потолком камеры канарейке, а Публий больше думает о лакомствах, удовлетворении плотских потребностей. Туллий более решителен: он изобретательно разрабатывает план побега и осуществляет его. Из камеры нет другого выхода, кроме мусоропровода, под которым располагается гигантская мясорубка-измельчитель для мусора, а ещё ниже — в море — стая крокодилов. Сбросив в мусоропровод десяток огромных бюстов римских поэтов (Горация, Овидия, Вергилия и других), Туллий выводит из строя железную мясорубку и заодно губит крокодилов, подавившихся мраморной крошкой. После этого на диванном матраце, с трудом помещающемся в трубе мусоропровода, спускается в море и добирается до города. Купив в ближайшей лавке корм для канарейки (в котором узникам было отказано администрацией башни-тюрьмы), он возвращается. Куда бежать? Свободы нет нигде. Зрительный зал от сцены отделен колючей проволокой, заключенные и там, и здесь. Философ Туллий знает, что свобода только внутри человека, в его душе.
Время и свобода — две основные темы спектакля. Сколько они уже сидят? Непонятно. Действие происходит во втором веке после нашей эры. Место действия — Рим, но, судя по всему, уже не тот Рим, в котором они начинали жить, а господствующий во всем мире. Камера не камера, а две «однокомнатные квартиры», напичканные всякой суперсовременной техникой, напоминающие кабину космического корабля. И сколько им лет? Знать бы! Часов нет. Не бессмертны ли они? Как понять? Порезавшись во время тренировки, один из них просит не останавливать кровь, так как пока она капает, ощущается время. А «Время» в камере проходит в постоянных пикировках Туллия и Публия: Туллий упрекает Публия за его стремление на свободу, которое он также считает проявлением варварства. Побег — это выход из Истории в Антропологию, «или лучше: из Времени — в историю». Но, по мысли Туллия, главный недостаток любого пространства, и в том числе этой камеры, заключается в том, что в нем существует место, в котором нас не станет. Его поэтому его не интересует ни где он умрет, ни когда это произойдет. Его интересует только, «сколько часов бодрствования представляет собой минимум, необходимый компьютеру для определения» состояния человека как бытия. То есть для определения, жив ли он. И сколько таблеток снотворного он «должен единовременно принять, дабы обеспечить этот минимум». Надоело?!
Все эти размышления плюс стихи Иосифа Бродского «выносят» в полном смысле этого слова на своих плечах два великолепных актера.
Андрей Молотков окончил РАТИ в 1987 году, ученик Анатолия Васильевича Эфроса. Руководитель театра Марк Разовский так написал об этом актере: «Неподражаемое в силу своего интеллектуализма, своей склонности к высокой поэзии исполнение, во время которого он чудесным образом напоминает то ли снявшего пенсне К.С. Станиславского, то ли какого-то незнакомого нам Зэка-академика, прошедшего через сталинские лагеря. Андрея Молоткова отличает гипертрофированная внутренняя жизнь в образе, терпящем бедствие, но не согласного с несправедливостями жизни, ни в коем случае не готовому ни к победам, ни к поражениям. Сумасшедший? Да. Но и ранимый или раненый человек, несущий с гордостью свое попранное достоинство — вот постоянный герой Молоткова в разных вариациях и контекстах. Он испытывает страдания в духе Достоевского даже тогда, когда участвует в полностью придуманных и написанных им капустниках — эта щедрость его огромного таланта, сопряжённого с великолепным чувством юмора, вызывает понятное восхищение».
Валерий Шейман в театре в 2006 года. Марк Разовский об актере: «Шейман оказался личностью думающей, образованной, творческой — высокоинтеллектуальным актёром, стремящимся во всем „дойти до самой сути“. Репетировать с ним — удовольствие, переходящее в счастье. Он чует смысл. Он смакует форму. Дело, в конце концов, не в званиях, полученных Валерием Сергеевичем не на нашей сцене (в Ульяновске, в городском театре он проработал много лет и стал там народным артистом России, лауреатом Государственной премии), а в том, что наш московский театр неожиданно для себя получил единомышленника и творца, надёжного и высокопрофессионального во всех отношениях. Главные роли в спектаклях «Майн кампф. Фарс», «Конец игры», Гаев в «Вишнёвом саде», Дюма в «Слепой красавице» — ничего себе дебюты! И каждая из этих ролей проработана на все сто».
Отзывы критиков на спектакль разные, понравится ли он лично вам? Надо смотреть…
