«Первый блин — комом
» — так говорят, когда что-то не получается с первого раза, чтобы успокоить и подбодрить человека. Выражение ассоциируется с бытовой ситуацией: при выпекании
блинов первый может плохо перевернуться и превратиться в комок. Это происходит, если тесто слишком жидкое, а сковорода недостаточно разогрета или плохо смазана маслом.
Многие исследователи языка связывают этот
фразеологизм с древними обычаями. На
Руси блины были обрядовым блюдом. Их пекли на
похороны и поминки, а первый блин рвали руками и раскладывали у окон, чтобы паром напитать душу умершего. На
Масленицу первым блином тоже угощали предков: клали на окно в кровле дома или относили на могилу. А позднее, уже в христианской традиции, его отдавали нуждающимся в память о предках, съедали за упокой душ или помещали на божницу
— полку с домашними иконами. Некоторые эксперты указывают, что в старину духов предков называли к
омами, отсюда и возникла поговорка. Полностью она звучала так:
«Первый блин комам, блин второй — знакомым, третий блин — дальней родне, а четвертый — мне». Существует и другая версия происхождения этой фразы. В день весеннего равноденствия славяне отмечали
языческий праздник Комоедица, посвященный прославлению медведя. Верили, что именно в это время пробуждается природа и просыпается от зимней спячки
медведь. Его считали хозяином леса и прародителем людей, связанным с духами предков. Также медведь был символом бога богатства, скотоводства и плодородия Велеса. Поэтому было очень важно задобрить медведя и встретить празднеством. На Комоедицу пекли пироги, варили овсяный кисель и угощали друг друга блинами. Первый блин относили в лес комам — медведям. А еще — прыгали через костер, сжигали чучело богини зимы и смерти Марены, устраивали кулачные бои и «будили медведя»: водили хороводы вокруг ряженого, укрывшегося валежником. Часть этих обрядов сохранилась в праздновании Масленицы.
Правда, многие лингвисты и этимологи считают эту версию недостоверной, так как единственный источник, рассказывающий о Комоедице, — статья священника Симеона Нечаева, который наблюдал, как отмечают праздник в селе Бегомль Борисовского уезда Минской губернии. Он писал в 1874 году: