Однако надо учесть, что
«тридцатилетней» женщину называли и тогда, когда ее возраст приближался к сорока годам. Во-первых, указывать на возраст дамы считалось неприличным. Во-вторых, в то время документов, удостоверяющих личность, не было, поэтому скинуть себе пару лет не составляло большой сложности. Например, одна из возлюбленных того же Бальзака, польская помещица Эвелина Ганская, при первой встрече с писателем сказала, что ей 27, хотя на тот момент ей было 32.
У выражения
«бальзаковский возраст» нет аналогов в других языках, да и в русском оно появилось не сразу после выхода романа Бальзака. В литературе его стали употреблять ближе к концу XIX века. Например, герой рассказа
Антона Чехова «От нечего делать», застав 33-летнюю жену, целующуюся с 19-летним юношей, гневно произносит:
«Свеженьких огурчиков на старости лет захотелось! <...> Надоела белужина, так вот к сардинкам потянуло. Ах ты, бесстыдница! Впрочем, что ж? Бальзаковский возраст! Ничего не поделаешь с этим возрастом! Понимаю!» Сестра самого Чехова Мария, когда ей сделал предложение художник
Исаак Левитан, сразу рассказала об этом брату.
«Ты, конечно, если хочешь, можешь выйти за него замуж, но имей в виду, что ему нужны женщины бальзаковского возраста, а не такие, как ты», — ответил ей писатель.
Встречается выражение «бальзаковский возраст» в литературе начала ХХ века. Например, в стихотворении
Саши Чёрного «Недоразумение» 1909 года: