Исчезающие народы России. Ижоры

Ижоры — малочисленный финно-угорский народ, который наряду с водью с древнейших времен населяет северо-западные земли Ленинградской области.

В русских письменных источниках ижоры (ингры, ингарос) и Ижорская земля упоминаются с XIII века. Наряду с карелами ижоры часто фигурируют в летописях при описании битв с врагами Русской земли и потому считаются народом опасным. Они выступали вместе с новгородцами в военных столкновениях со шведами, финским племенем емь и ливонскими рыцарями. Именно ижорский староста «старейшина в земле Ижерстей, именем Пелгусий (или Пелгуй)» в 1240 году предупредил князя Александра (будущего Невского) о высадке шведов на берегу Невы.

Некоторые историки считают, что топоним происходит от карельского «инкери маа», что означает «прекрасная земля». Другие этнографы, напротив, полагают, что слово «ижора» в переводе с финского означает «грубый, неприветливый». Как бы там ни было, антропологические исследования показали, что предки ижор — самые первые люди, поселившиеся на землях от прилужских болот до лембаловских озер. По имени финно-угорского народа названа Ижорская возвышенность — местность к югу от Невы и река Ижора.

«…Примечается у них лукавство в великом почтении; они проворны и гибки. Вместе с тем у них в характере нет злобы и праздности, напротив, ижорцы трудолюбивы и соблюдают чистоту», — так в XVIII веке характеризовал эту народность писатель и путешественник Федор Туманский.

Ижорский язык произошел от древнекарельского языка — основы и относится к прибалтийско-финской группе финно-угорских языков. В ижорском языке выделяют четыре диалекта. В 2009 году ижорский язык был включен ЮНЕСКО в Атлас исчезающих языков мира как «находящийся под значительной угрозой исчезновения».

Традиционно ижоры занимались земледелием, скотоводством, рыболовством, лесным промыслом. Выращивали зерновые (рожь, овес, ячмень), технические культуры (лен, коноплю), овощи (репу, капусту), с XIX века — картофель. В XIX веке было развито отходничество, посредническая торговля, ремесла, в том числе гончарное и деревообделочное. В деревне Большое Стремление изготовляли гончарную посуду — от огромных опарных горшков в желтой или коричневой поливе до маленьких горшочков, все предметы необходимой крестьянской утвари. Белая посуда напоминала дорогой фарфор. Именно ее на парусных лайбах часто увозили через залив на ярмарки в Финляндию.

Как и все финно-угры, ижорцы в древние времена были язычниками, а с переходом этой земли во владения господина Великого Новгорода постепенно приняли православие.

Несмотря на это, языческие традиции среди народа были чрезвычайно крепки. Собственно, от православия только и осталось, что посещение храма. Свои праздники ижоры проводили «без шуму и ссоры, и если явится кто шумной или бранчливый, то тащят в воду и окунят, чтоб был смирен».

Самым главным годовым праздником считался Педро (Петров день, день св. первоверховных апостолов Петра и Павла). Обряды земледельческого праздника (ижоры приносили к священным деревьям еду и питье для духов предков) должны были умилостивить души усопших и христианских святых, а также способствовать плодородному году. Не менее торжественно отмечался и Ильин день. На ритуальной трапезе-«братчине» собиралась община всей деревни. Плясали, что было мочи, и пели от души.

Благодаря собирателям за 200 лет скопились десятки тысяч ижорских песен. Давид Эммануэль Даниэль Европеус, один из ведущих собирателей финно-угорского фольклора, за три месяца поездки в 1847 году записал около 800 рун! Главный исследователь ижорских обрядов Вяйне Салминен в поименный справочник занес информацию о 1200 (!) народных певцах Ижорской земли.

Старинная ижорская одежда, украшенная бисером, жемчугом и раковинами каури, привезенными с берегов Индийского океана, была очень красива. Самая нарядная часть костюма — головной убор саппано. Расшитый золотыми нитями, он имел доходящий до пола узорчатый шлейф. Развевающиеся на ветру женские саппано сравнивали с реющими парусами рыболовецких лайб.

Удивляли нестандартностью и ижорские дома, в которых черные от копоти курных печей потолки сочетались с желто-медовыми стенами и мебелью. Не менее интересен был и внешний вид жилищ. Соломенные крыши фиксировались жердями, перекрещенные концы которых оформляли в виде птичьих голов. Такой декор назывался «харакат» (то есть «сороки»).

У ижор были любопытные свадебные обычаи. Так, обязательным элементом сватовства было курение табака всеми участниками обряда. У ижор даже возникла поговорка: «Если дым появился над домом, значит или пожар, или курят на обручении!»

Сразу после церковного венчания жена возвращалась домой к отцу, а жених — в свой дом. Каждый из них по отдельности, со своими родственниками, праздновал это событие и принимал свадебные подарки.

На следующий день молодой с родней ехал забирать нареченную. После угощения и пения «отъезжей» песни все собирались в доме новобрачного. За стол садились все, кроме молодой жены. Ей полагалось стоять у дверей и кланяться на обе стороны, приглашая гостей к угощению. В ходе свадебного пира пели особые песни, поучающие молодых, как вести себя в семейной жизни. После торжеств нареченная брила голову и отращивала вновь волосы только после рождения первенца.

В наше время народ находится на грани полного исчезновения. Сегодня ижорскую речь можно услышать только на Сойкинском полуострове (южный берег Финского залива) и в основном от стариков. Здесь, на побережье, стоят старинные ижорские деревни Вистино, Ручьи, Горки, Логи, Глинки. Последняя перепись населения насчитала лишь 276 ижор. Перепись учла не всех, так как некоторые в паспортах были записаны как русские. По данным ученых, численность ижор составляет около тысячи человек.

Но есть люди, продолжающие поддерживать традиции. Местная жительница Наталья Чаевская (ныне директор музея), Михаил Сметанин (в то время сотрудник областной Дирекции музеев), художник Владимир Зернов и Ольга Конькова создали в поселке Вистино Ижорский этнографический музей. Экспонаты собирали всем миром.

«…Стало понятно, что только музей способен поддержать память исчезающего народа. Ситуация на то время была уникальной: сам народ решил создать музей собственной культуры как средство самосохранения. <…> Люди шли и не узнавали ни свои, казалось, прежде ненужные вещи, ни своих отцов и прабабок, устало смотревших на них со старых фотографий, не понимая, что их давнее прошлое велико, а недавнее — прекрасно. Я видела, как менялись их лица, а потом и мысли. Еще в 80-х годах ответом на вопрос о национальности обычно служили слова: «Отец у меня, к сожалению, ижор, мать тоже ижорка, но я — русская!» Теперь же слово «ижор» начинало звучать с гордостью. Такого результата я не ожидала: я видела своими глазами возникновение национального самоуважения. Один небольшой сельский музей (пусть даже очень хороший — это не мои слова), тысяча старых вещей и фотографий изменили статус народа», — рассказывает О.И. Конькова.