Смерть царя Ирода (Рождественское вертепное действо)
Александр Греф в своём «одноимённом» театре «Бродячий вертеп Александра Грефа» развивает два направления, работая параллельно над театром Петрушки, русского народного героя балаганного, ярмарочного театра, и над театром мистериальным, к традиции которого естественно отнести вертеп.
Нынешний вертеп — премьера сезона 2012/2013 гг. Однако и год, и два назад Греф и его неизменная соратница и партнёр Елена Слонимская, тоже играли вертепные представления. И проводят уже не первый год в центре детского творчества в Вадковском переулке фестиваль семейных вертепов, куда приезжают семейные театры со всей России и даже из Белоруссии и Украины. Премьера, которую сыграли 22 декабря 2012 года, — четвертая версия, однако, по признанию самого Грефа, вертепом он занимается уже четверть века. Так что новая версия — шаг на пути к совершенству, которого, как известно, достичь нельзя, в театре — в частности. История о волхвах, звезде, которую они увидели и открыли ее магический смысл, про Царя Ирода и избиение младенцев играется в крохотным — даже по кукольным меркам — вертепном ящике. Ящик — верное слово, для определения сцены, поделенной надвое по горизонтали, с тем, чтобы прочертить божественную вертикаль, отделить земное и небесное. Этот ящик у Грефа таит в себе безграничные возможности старинного мистериального домашнего театра.
Смерть царя Ирода — спектакль во многих отношениях особенный, на другие спектакли и даже на театр в привычном смысле не похожий. Само представление — то, что играется внутри вертепного ящика, то, в чем участвуют куклы (тоже — особенные!) — длится от силы 20 минут. Но в этих считанных минутах — годы исследовательской работы, сидения в библиотеках, походов в музеи и искреннего, почти что миссионерского желания поделиться открывшимся новым знанием и обратить людей в «свою» веру. Эти 20 минут производят столь сильное впечатление, вероятно, потому, что слова культурная память — не пустой звук, и потому приёмы театра, которые вызывали неподдельный восторг, сочувствие и сострадание и даже не на шутку пугали зрителя восемнадцатого, девятнадцатого веков, этой самой своей древностью, укорененностью в тех давних, давно прошедших временах, впечатляют сегодняшнюю продвинутую публику. Греф руководствуется собирательской, во многом даже научной: «Захотелось в результате такой длинной-длинной театральной жизни сделать вертеп, в котором были бы собраны все те штучки, находки, приемчики, которые описаны в литературе, в воспоминаниях».
И вот куколки высотою в 20-25 сантиметров сами зажигают свечи по краям ящика и на «авансцене», и точно также — сами гасят свечи по завершению представления. Играют — всё, пользуясь известными нам приёмами литературы, в частности, синекдохой — когда показывают избиение тысяч младенцев просто и одновременно страшно: если не на маленькой сцене вертепа 60 см шириной, а на настоящей большой сцене это делать, то, конечно, нужна подсветка красная, какие-то головы роняются, идут воины толпой, стенания на экран и на многоваттные динамики. А в вертепе ничего этого делать не надо, потому что этот ужас существует только в голове зрителя. Нужно только на какую-то точку нажать. У Грефа воин накалывает на иголочку младенца, которого держит мать Рахиль. Просто пришел, наколол, вынул у нее из рук и унес. Всё. Как говорится — более ни слова… Этим «фокусам», этим театральным трюкам — по 20-300 лет, и вот, откапывая, а иногда — догадываясь по отрывочным сохранившимся описаниям, Греф и Слонимская добавляют эти новые сценки в свой уже как будто готовый, но постоянно и бесконечно развивающийся спектакль. Один из самых известных текстов, записей виденных вертепных представлений сделан был на пароходе, который летом плыл на Нижегородскую ярмарку. Так и «Бродячий вертеп Александра Грефа» — они тоже показывают свой вертеп не только на Святках, а круглый год, были бы желающие. Желающие есть. Для Грефа важно, что вертеп — принципиально любительский театр, то есть такой, где играют все — в свое удовольствие, а зрители — тоже свои, из своих. Вдобавок, в подарок к вертепу Греф — к 20 минутам вертепного действия — добавляет большую музыкальную программу.
Для справки, в вертепе, который был придуман 300 лет назад, было две части — сакральная и комедийная. Эта комедийная часть сегодня отпала, потому что очень трудно сыграть ее в современном театре. Это — простые и грубые шутки, чаще всего на национальные темы. Сыграть это смешно сейчас представляется почти невозможным. Поэтому большинство театров, которые практикуют вертеп, придумывают сцены вне вертепного ящика. Чаще всего это какие-то игры. В «Бродячем вертепе…» начинают рассказом-песней христианских народов на разных языках, рассказом о персонажах, о том, что будет в вертепе. Грузинский язык и латынь, песни — украинские, русские… А после вертепа — колядки, которые существуют у всех славянских народов. И не только у славянских. Греф и Слонимская откопали где-то либерийскую колядку, очень смешную. И вот — петь полагается, разумеется, всем, зрителям — в первую очередь, и вот — одни топают ногами в зале, другие хлопают, а третьи напевают коротенькую песенку. Получается счастье для всех.
Каждый год они добавляют к своему спектаклю какой-то новый маленький эпизод. Обязательно появляется то, чего не было в прошлом году. «Это нельзя назвать премьерой, но это маленький подарок нашему вертепу», — говорит Греф.
