Василий Теркин
Однодворец Твардовский
(Статья Павла Басинского, опубликованная в «Российской газете» 22 июня 2015 года.)
Вчера исполнилось 105 лет со дня рождения великого русского поэта Александра Трифоновича Твардовского. Он родился 8 (21) июня 1910 года на хуторе Загорье рядом с деревней Сельцо, ныне Смоленской области, в семье кузнеца Трифона Гордеевича Твардовского и Марии Митрофановны, происходившей из однодворцев.
Фамилия Твардовский не связана с дворянским происхождением, она шутейная. Прозвище «пан Твардовский» получил дед поэта Гордей, воевавший в Польше. Пан Твардовский — герой польских народных легенд, на основе которых создано много литературных произведений. Это герой, который пытался, а в некоторых версиях и сумел, обмануть самого дьявола, заключив с ним договор о продаже своей души в обмен на привольную жизнь. По одной из версий, выполняя условие договора (отдать душу), он запел духовную песню и в ад все-таки не попал. По другой — попал… Черт оказался хитрее.
В поэме «Теркин на том свете» внук «пана Твардовского» предложил уже свою версию, что чувствует и как ведет себя в мире ином русский простонародный герой — Теркин, «тертый калач».
На том свете — свои начальники!
«Видит Теркин, как туда,
К станции конечной,
Прибывают поезда
Изо мглы предвечной.
И выходит к поездам,
Важный и спокойный,
Того света комендант —
Генерал-покойник.
Не один — по сторонам
Начеку охрана.
Для чего — судить не нам,
Хоть оно и странно».
В этой интонации нельзя обмануться. Это лукавый взгляд русского мужичка на начальство вообще. Будь то помещик или генерал. Да хоть бы и царь. Даже Бог.
Мужичку, солдату некогда «спасаться» на земле. Работал в поте лица. Или служил, воевал. Не по своей, прямо скажем, доброй воле. Потому что призвали. Мужичку так уж вовеки положено. Или работать в поте лица, или воевать. На то он и мужик.
Я хату покинул,
Пошел воевать,
Чтоб землю в Гренаде
крестьянам отдать.
Это написал Михаил Светлов. И в его «революционный империализм» (сочетание дикое, но ХХ век перемешал многие понятия) поверить можно. Но Твардовский ничего подобного не написал бы. Стихов, посвященных Сталину, — сколько угодно. Но чтобы мужик с радостью покинул свою хату, землю, чтобы вернуть землю испанским крестьянам — это вряд ли.
У Твардовского в его поэме «За далью — даль» совсем другая тональность.
Вам не случалось быть при том,
Когда в ваш дом родной
Входил, гремя своим ружьем,
Солдат земли иной?
Не бил, не мучил и не жег, —
Далеко до беды.
Вступил он только на порог
И попросил воды.
Уже — страшно! Когда «солдат земли иной» вступил на порог твоего дома и всего лишь «попросил воды». И ведь «не бил, не мучил и не жег». Может, сам по себе он даже хороший человек, хотя и с автоматом на боку. Может, он тоже пришел, чтоб вам землю отдать, отнятую Советами. Все равно страшно! Чужой на твоей земле. В твоей хате.
Главное произведение Твардовского — «Василий Теркин» — не поняли такие великие поэты, как Ахматова и Бродский. «Легкие солдатские стишки», «плясовая Теркина». А Бунин понял. «Это поистине редкая книга: какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всем и какой необыкновенный народный, солдатский язык — ни сучка ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно-пошлого слова!» Это из письма Николаю Дмитриевичу Телешову. А Леониду Федоровичу Зурову он говорил: «Удивительная книга, а наши поэты ее не почувствуют, не поймут. Не поймут, в чем прелесть книги Твардовского. Да и откуда им знать? Разве они переживали что-либо подобное! Ведь они ни народа, ни солдатской речи не слышат. У них ослиное ухо. О русской жизни не знают и знать не хотят, замкнуты в своем мире, питаются друг другом и сами собою. Вот вы услышите, скажут: ну, что такое Твардовский. Да это частушка, нечто вроде солдатского раешника. А ведь его книга — настоящая поэзия и редкая удача…»
«Меня обмануть нельзя». Это тоже слова Бунина. Причем любопытно, что если первое его высказывание обращено к писателю, живущему в СССР, то второе — к писателю-эмигранту. И говоря про «ослиное ухо» «наших поэтов», Бунин имел в виду не Ахматову и уж тем более не Бродского, который в то время был еще подростком. Он говорил о своих братьях-эмигрантах.
Почему Бунин понял, а они «не поймут»? Что, Бунин так хорошо знал солдатскую жизнь? Нет, здесь другое. Сын бедного русского дворянина услышал внука однодворца. Здесь сработала своего рода система опознавания «свой — чужой». Кто такие однодворцы? Не дворяне и не крестьяне. Служилые крестьяне. На своей земле, но за службу. А служба была в том, чтобы охранять свои клочки земли, но которые были в южном приграничье державы, Воронежской, Орловской, Тульской, Рязанской, Тамбовской, Пензенской губерниях.
Отсюда и Бунин вышел. Отсюда и «ухо» общее.
Это соединение «державности» и «однодворничества» самое удивительное, что было в Твардовском. Не только в его поэмах, но и в самой его личности. Иногда кажется, что и свой «Новый мир» он возделывал и оберегал как свой клочок земли, доставшийся ему от начальства за службу, но им же и отнятый, когда служба не пришлась начальству по душе. Ишь чего вздумал, в советской литературе свой двор завести и охранять!
По уставу, сделав шаг,
Теркин доложился:
Мол, такой-то, так и так,
На тот свет явился.
Генерал, угрюм на вид,
Голосом усталым:
— А с которым, — говорит, —
Прибыл ты составом?
За этими «частушками» столько боли! Столько нерешенных вопросов русской жизни, истории! И все это — Твардовский.
«Василий Теркин» Александра Твардовского — уникальный пример, как искусство и художник следуют за своим народом, разделяя и его радости, и его горе. Великая Отечественная стала тяжелым испытанием для всего советского народа. В период трудностей и несчастий доброе, веселое слово ценилось по-особому — только при сохранении внутренней надежды и веры в жизнь человек способен бороться со смертельным бедствием. Неслучайно именно Твардовский, побывавший на фронте, где своими глазами увидел жизнь и быт войны, сумел создать такой мощный, вдохновляющий образ Василия Теркина. Автор поэмы «про бойца» был военным корреспондентом на 3-м Белорусском фронте. В конце 1941-го он чудом вышел из окружения. Весной 1942-го Твардовский возвратился в Москву. Собирая разрозненные заметки и полевые наброски, Александр Трифонович приступил к работе над крупным произведением. «Война всерьез, и поэзия должна быть всерьез», — пишет он в своем дневнике.
Поэма создавалась в течение всей войны, следовала за ее ходом, сочетая оперативность, едва ли не газетность, и в то же время высочайшую художественность. 4 сентября 1942 года началась публикация первых глав (вступительная «От автора» и «На привале») в газете Западного фронта «Красноармейская правда». Поэма моментально получила известность — ее перепечатывают центральные издания «Правда», «Известия», «Знамя». На радио отрывки звучат в исполнении Дмитрия Орлова и Юрия Левитана. Художник Орест Верейский создает иллюстрации. Твардовский читает свои стихи, встречаясь с солдатами, посещая госпитали и трудовые коллективы. В 1943 году Твардовский хотел закончить поэму, но получил множество писем: читатели требовали продолжения.
Кем же на самом деле был Василий Теркин? Многих читателей волновал вопрос: реальное лицо положено в основу Теркина или он абсолютно вымышленный персонаж? Сам автор объяснил появление этого образа на свет: «…мы, литераторы, работавшие в редакции «На страже Родины», решили избрать персонаж, который выступал бы в сериях занятных картинок, снабженных стихотворными подписями. Это должен был быть некий веселый, удачливый боец, фигура условная, лубочная. Стали придумывать имя. Шли от той же традиции «уголков юмора» красноармейских газет, где тогда были в ходу свои Пулькины, Мушкины и даже Протиркины (от технического слова «протирка» — предмет, употребляющийся при смазке оружия). Имя должно было быть значимым, с озорным, сатирическим оттенком. Кто-то предложил назвать нашего героя Васей Теркиным, именно Васей, а не Василием. Были предложения назвать Ваней, Федей, еще как-то, но остановились на Васе. Так родилось это имя».
Типичность героя, которой добивался Твардовский, порождала курьезы — вплоть до полного совпадения имени реального человека и вымышленного персонажа. Однажды в редакцию «Красноармейской правды» пришло письмо: «Тов. Твардовский, спрашиваем вас: нельзя ли в вашей поэме заменить имя Василий на Виктор, так как Василий — мой отец, ему 62 года, а я сын его — Виктор Васильевич Теркин, командир взвода. Нахожусь на Западном фронте, служу в артиллерии. А потому если можно, то замените, и результат прошу сообщить мне по адресу: п/п 312, 668 арт. полк, 2-й дивизион, Теркину Виктору Васильевичу». Народ принял Теркина, ощутил свое родство с ним, с его веселой удалой судьбой.
Олегу Табакову, читающему поэму Твардовского, удалось передать чувства и мысли простого бойца. Ни на секунду не стихает бодрый ритм, каждый отрывок — законченная сцена. Каждой главе соответствует обстановка, наполненная деталями военного быта, — у Табакова-чтеца есть и солдатская фляга, и гармонь, и винтовка. Используя разные интонации, Табаков убедительно разыгрывает сцены диалогов Теркина с генералом, со стариком, с сослуживцами.
Как писал сам Твардовский, его книга стала откликом на потребность «солдатской души позабавиться чем-то таким, что хотя и не соответствует суровой действительности военных будней, но в то же время как-то облекает именно их, а не отвлеченно-сказочный материал в почти что сказочные формы». Моноспектакль Олега Павловича Табакова — дань памяти, благодарность и восхищение той силой народного духа, которая и привела людей к Великой Победе.
