Роковой транспорт русской литературы

Одним из авторов, в текстах которого часто упоминается трамвай, стал Набоков. Франц, герой романа «Король, дама, валет» (1928 год), по номеру трамвая (чет/нечет) гадает, умрет ли его возлюбленная, Марта. Но по иронии судьбы мимо проносится трамвай без номера и с заколоченными окнами. Именно в трамвайном вагоне совершает свою последнюю поездку шахматист Лужин (роман «Защита Лужина», 1929 год) за несколько часов до самоубийства. С помощью этого транспорта демонстрирует свою силу женщина-черт в набоковской «Сказке» (1926 год): «Видите, вон там через улицу переходит господин в черепаховых очках. Пускай на него наскочит трамвай». В текстах Набокова метафорический образ трамвая почти всегда соседствует с мотивом смерти и неизменно включен в мистический контекст.

«Вон из земного мира» уносятся трамваи и в рассказе «Дракон» (1918 год).

Сам же «дракон» (маленький озлобленный красноармеец), которого автор со злой иронией называет «проводником в Царствие Небесное» временно «существовал» на трамвайной площадке. Именно в этой точке, на площадке, герой вершит судьбы живых существ: спасает от лютой смерти в мороз воробушка и рассказывает о том, что недавно отправил на тот свет человека с «интеллигентной мордой». В крошечном метафоричном рассказе Замятин показал трагедию революционного города, который, подобно упомянутому в тексте трамваю, несется в неизвестное.

А вот лирический герой стихотворения «Заблудившийся трамвай» (1921 год) сам вскочил на подножку вагона, который «через Неву, через Нил и Сену» увезет его в край, где «…Вместо капусты и вместо брюквы / Мертвые головы продают». Узнали метафору? Позже она появится в романе другого известного автора.

Что же касается Гумилева, то «Заблудившийся трамвай» — стихотворение, ставшее знаменитым после смерти поэта, — было воспринято современниками как пророческое. Ирина Одоевцева вспоминает, что Гумилев рассказывал о его создании: «Поздравить вы меня можете с совершенно необычайными стихами, которые я сочинил, возвращаясь домой. И так неожиданно. — Он задумался на мгновение. — Я и сейчас не понимаю, как это произошло. Я шел по мосту через Неву — заря, и никого кругом. Пусто. Только вороны каркают. И вдруг мимо меня совсем близко пролетел трамвай. Искры трамвая, как огненная дорожка на розовой заре. Я остановился. Меня что-то вдруг пронзило, осенило. Ветер подул мне в лицо, и я как будто что-то вспомнил, что было давно, и в то же время как будто увидел то, что будет потом».

Самое, пожалуй, эффектное появление трамвая в художественных текстах — это эпизод гибели Берлиоза в романе «Мастер и Маргарита». Разлитое Аннушкой масло и отрезанная голова стали культовыми образами в литературе.

Трамвай на Патриарших появился без пассажиров, кондуктора, ведомый красавицей-комсомолкой в алой повязке, эдакий «Летучий голландец». Выехал он бесшумно, неожиданно и «внезапно осветился изнутри электричеством», а через несколько секунд всегда осторожный Берлиоз вдруг оказался под его колесами.

Безусловно, в работе над романом Булгаков учитывал опыт своих коллег по перу, но литературоведы уверены: с трамваями у писателя были личные счеты, и совсем неслучайно Михаил Афанасьевич выбрал этот транспорт в качестве орудия казни. Несколько лет подряд Булгаков жил на Большой Пироговской в доме № 35а. Неподалеку от дома находился трамвайный парк, и дважды в день, рано утром и после полуночи, вереницы трамваев проезжали мимо, своим грохотом сотрясая стены писательской квартиры.

Еще один литературный герой, для которого возникающий в тексте образ трамвая связан со смертью, — это доктор Живаго. Постоянно ломающийся трамвай в буквальном смысле везет Живаго в последний путь. Доктор все-таки успевает выскочить из своего метафорического гроба на мостовую, но еще внутри вагона он понимает, что «сорвал что-то в себе, что он наделал что-то роковое».

Литературоведы нередко связывают «трамвайно-смертельный» эпизод «Доктора Живаго» с уже упомянутым стихотворением Гумилева. Участок, по которому двигался вагон с героем романа — «от Кудринской к Зоологическому», — может напомнить эрудированному читателю кульминацию гумилевского стихотворения: «Понял теперь я: наша свобода / Только оттуда бьющий свет, / Люди и тени стоят у входа / В зоологический сад планет».