В Третьяковской галерее временно поселились британцы
В Третьяковской галерее 23 апреля открылась выставка «От Елизаветы до Виктории. Английский портрет из собрания Национальной портретной галереи, Лондон». Рассказывает Софья Багдасарова.
На выставке, которая продлится до 24 июля, представлено около 40 самых известных портретов знаменитых британцев — полководцев, политиков, художников, актеров и литераторов. Давайте изучим портреты писателей и вспомним, кто из российских знаменитостей переводил их на русский язык.
ШЕКСПИР
Почетный экспонат выставки — первый портрет, подаренный Национальной портретной галерее после ее основания. Лондон он покидает крайне редко.
Самый прославленный писатель из переводчиков Шекспира, конечно, Пастернак. Но кто его только не переводил! Даже Екатерина II и Аполлон Григорьев. А вот фрагмент перевода сонета № 61, сделанного Валерием Брюсовым, — он не такой бойкий, как классический вариант Маршака, зато лучше передает узорочье поэзии елизаветинского времени.
Ты ль требуешь, чтоб я, открывши очи,
Их длительно вперял в тоскливый мрак?
Чтоб призрак, схож с тобой, средь ночи
Меня томил и мой тревожил зрак?
Их длительно вперял в тоскливый мрак?
Чтоб призрак, схож с тобой, средь ночи
Меня томил и мой тревожил зрак?
МИЛЬТОН
Автор «Потерянного рая» вошел в историю как старец, потерявший зрение и сгорбленный под гнетом бед. А на этом портрете он еще юн и румян.
Тексты его трудны и не так популярны, как у Шекспира, поэтому переводили его редко. Самый известный из переводчиков — Самуил Маршак, который успевал, кажется, всё: и сонеты Шекспира, и «человека рассеянного с улицы Бассейной». Он перевел его сонет «О слепоте».
Когда подумаю, что свет погас
В моих глазах среди пути земного
И что талант, скрывающийся в нас,
Дарован мне напрасно, хоть готова
Душа служить творцу и в должный час
Отдать отчет, не утаив ни слова…
В моих глазах среди пути земного
И что талант, скрывающийся в нас,
Дарован мне напрасно, хоть готова
Душа служить творцу и в должный час
Отдать отчет, не утаив ни слова…
СТЕРН
Лоренс Стерн — прославленный писатель XVIII века, автор романа «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» и «Сентиментального путешествия по Франции и Италии». Его парадоксальная игривая проза влияла на русскую литературу от Карамзина до Шкловского.
Карамзин стал одним из первых его переводчиков: в 1792 году он опубликовал фрагмент из «Тристрама Шенди».
«Однажды ввечеру, в тот самый год, в который союзные войска завладели городом Дендермондом, — что было за семь лет до того, как отец мой поселился в деревне, и через семь лет после того, как дядя мой с Тримом тихонько ушли из отца моего в городе, в намерении начать славнейшую осаду налучшей Европейской крепости, — дядя мой Тоби ужинал, а капрал Трим сидел, позади его за другим столиком…»
БАЙРОН
Великий английский поэт, который делал шоу из всех эпизодов своей жизни, на этом портрете позирует в «греческом костюме»: как раз тогда Греция восстала против владевшей ею Османской империи, и Байрон активно в этой революции участвовал.
В России он был чрезвычайно популярен, его хотел переводить даже Пушкин (правда, дальше трехстрочий не зашел). Вот вариант от Ивана Тургенева, в молодости — известного поэта:
Я видел сон… не все в нем было сном.
Погасло солнце светлое — и звезды
Скиталися без цели, без лучей
В пространстве вечном; льдистая земля
Носилась слепо в воздухе безлунном.
Час утра наставал и проходил,
Но дня не приводил он за собою…
Погасло солнце светлое — и звезды
Скиталися без цели, без лучей
В пространстве вечном; льдистая земля
Носилась слепо в воздухе безлунном.
Час утра наставал и проходил,
Но дня не приводил он за собою…
БЁРНС
Шотландский поэт вошел в русскую культуру благодаря переводам неутомимого Маршака — песни на его стихи даже донна Роза в исполнении Калягина пела («Любовь и бедность навсегда…»).
Но переводили его многие. Так, Жуковский написал вольное переложение баллады «Джон Ячменное зерно».
Пока я цвел и созревал
С моими сверстниками в поле —
Я ни о чем не помышлял,
И думал век прожить на воле.
С моими сверстниками в поле —
Я ни о чем не помышлял,
И думал век прожить на воле.
Но роковой ударил час!
Вдруг на поле пришли крестьянки
И вырвали с корнями нас
И крепко стиснули в вязанки.
Вдруг на поле пришли крестьянки
И вырвали с корнями нас
И крепко стиснули в вязанки.
СКОТТ
Вальтер Скотт на этом портрете изображен в кабинете за чтением прокламации королевы Марии Стюарт. На камине у него стоит бюст Шекспира, а ваза рядом — подарок Байрона.
Со своими романами он долго возглавлял «список бестселлеров» в России первой половины XIX века. Его поэзия также была популярна. Вот пример перевода от Каролины Павловой — поэтессы пушкинской поры, одной из первых женщин в русской литературе.
«Пусть лебедь, — Мойна говорит, —
В гнездо орлиное взлетит,
Назад пойдут потоки гор,
Пусть упадет утес Бенмор,
И битвы в час наш грозный клан
Пусть побежит от англичан, —
Но я не изменюсь душой:
Не буду графу я женой!»
В гнездо орлиное взлетит,
Назад пойдут потоки гор,
Пусть упадет утес Бенмор,
И битвы в час наш грозный клан
Пусть побежит от англичан, —
Но я не изменюсь душой:
Не буду графу я женой!»
БРАУНИНГ
Роберту Браунингу — одному из самых известных поэтов-романтиков — в России с переводами не очень везло. А в Англии он был крайне популярен, недаром вудхаузовский Вустер все время цитирует его «Песенку Пиппы» с загадочным «жаворонком на крыле».
Даже у Николая Гумилева получалось не очень удачно:
Верхи дерев шумят над головой,
Растут цветы и травы под ногой,
Нет ничего в пределах бытия,
Чему б не научилась в детстве я!
Ведь что такое шепчет нам трава,
Щебечут птицы? — это все слова,
Но только речи царственней людской!
Растут цветы и травы под ногой,
Нет ничего в пределах бытия,
Чему б не научилась в детстве я!
Ведь что такое шепчет нам трава,
Щебечут птицы? — это все слова,
Но только речи царственней людской!
ТЕННИСОН
Любимый поэт королевы Виктории, один из воскресителей Артуровского мифа в поэзии и обладатель великолепной бороды — на этом портрете еще молодой человек на самой заре своей славы.
На русский его переводили мало. Интересно вышла легенда про обнаженную леди Годиву в переводе Ивана Бунина.
…Тряхнула головой и, уронивши
Почти до пят волну волос тяжелых,
Одежду быстро сбросила, прокралась
Вниз по дубовым лестницам — и вышла,
Скользя, как луч, среди колонн, к воротам,
Где уж стоял ее любимый конь,
Весь в пурпуре, с червонными гербами.
Почти до пят волну волос тяжелых,
Одежду быстро сбросила, прокралась
Вниз по дубовым лестницам — и вышла,
Скользя, как луч, среди колонн, к воротам,
Где уж стоял ее любимый конь,
Весь в пурпуре, с червонными гербами.
ДЖЕРОМ
Автор повести «Трое в лодке, не считая собаки» на портрете написан обнимающим любимую собачку. Но не прототипа персонажа книги (тогда у Джерома еще не было собаки), а терьера, подаренного ему много лет спустя, причем в Петербурге.
Самый известный автор из его переводчиков, пожалуй, сатирик Анатолий д’Актиль, автор текста песен «Две розы», «Марш конников Буденного», «Марш энтузиастов» и др. Он перевел первую книгу Джерома «На сцене и за кулисами».
«В жизни каждого человека бывают моменты, когда он чувствует в себе призвание актера и находится в полном убеждении, что рожден для сцены. Что-то подсказывает ему, что он великий человек, посланный Провидением специально для того, чтобы поразить свет. С этих пор его начинает неотступно преследовать мысль о том, как он будет проливать истинный, неведомый до тех пор свет в сердца людей и получать триста фунтов гонорара в неделю. Обыкновенно такая пора мечтаний наступает у девятнадцатилетних юношей и кончается в двадцать лет».
КИПЛИНГ
Самый романтичный из британских империалистов на этой картине написан за работой: частый вариант для изображения писателей. Его окружают все необходимые инструменты — чернильница, глобус, любимая трубка.
Киплинга у нас переводили много и хорошо. Одно из главных стихотворений Киплинга «If» прославилось, как можно догадаться, в переводе Маршака «Если». Но свой вариант предложил и Фазиль Искандер.
Умей мечтать — не став рабом мечтанья,
Плененный мыслью, помни: плен есть плен.
Что впереди? Триумф или изгнанье?
А вдуматься: то и другое — тлен.
Плененный мыслью, помни: плен есть плен.
Что впереди? Триумф или изгнанье?
А вдуматься: то и другое — тлен.
Смотрите также